вырастая на верхушках, я слышу в этом шуме всякий раз много знакомого, много
особенного, чего я не слышу в ветре других деревьев и чего не могу теперь
выразить вам...
     В саду есть также посредине круглой сажалки курган. С курганом этим связано
кровавое предание. Владелец, У которого покойный тетушкин муж купил Подлипки,
был суров и самовластен. Он заставил обратить болото в круглую сажалку и
насыпать курган. Крестьянам показалось трудно, и некоторые убежали. Вскоре после
этого он был задушен в постели.
     Я долго не верил, что такое страшное дело могло случиться в наших Подлипках.
Курган теперь покрыт высокими деревьями клена; сажалка обросла по берегам
лозняком, а на вершине кургана стоит памятник из дикого камня с вазой наверху.
На нем написано: "Праху друзей", и около него девицы, жившие прежде в Подлипках,
хоронили своих собак, котят и птиц.
     Не сердитесь за эти описания, не думайте, что я хочу хвалить одиночество. Нет,
мое временное одиночество случайно и незлобно. Все, что двигалось и дышало
здесь, плакало и веселилось -- дорого мне, и о людях-то, о прежнем многолюдстве я
хочу вам говорить гораздо больше, чем о самом себе.
Прощайте, до другого раза. Мне хочется рассказать вам историю моей первой любви.
Страсть в ней длилась недолго, всего дней пять; но это было первое истинное
чувство в моей жизни.
     II
Лет десять назад я был студентом первого курса и сбирался летом домой.
Приехали за мной свои лошади с тарантасом, и пришло письмо от тетушки.
Оно было писано не ее рукой; почерк казался почти Детским, но ошибок попадалось
не слишком много.
     После разных ласковых названий, после поручений, советов, просьб не задерживать
лошадей следовала приписка.
     "Маленький секретарик мой тебе кланяется --Паша, отца Василия покойного дочь; ты
ее, верно, помнишь. Она помнит тебя и говорит, что ты ее раз хотел было совсем
притузить; такой всегда был турухтан-повеса, а я совсем стала слепа: все она мне
пишет. Целую тебя, душа моя. Да хранит тебя мать Пресвятая Богородица. Тетка и
друг твой
     Марья Солнцева.
P. S. Не забудь, ветрогон, хороших гвоздей купить".
Я очень был рад, что в Подлипках есть новая молодая девушка. Ей должно быть лет
17-ть. В детстве она была недурна, бледна, опрятна, ходила всегда коротко
остриженная и носила сетку. Отца ее я также забыть не мог.
Он был у нас приходским священником и духовником всей нашей семьи. Я помню его
высокий рост, худое, бледное, кроткое лицо, белокурые кудри и мелкие морщины на
лбу -- от привычки, часто задумываясь, поднимать брови.
Помню также, как приезжал он по великопостным вечерам служить у нас всенощную.
Собиралась семья в длинную белую залу, освещенную только на одном конце
церковными свечами, и что за томительный восторг охватывал мою душу, когда
высокий отец Василий, на полнив залу кадильным дымом, сквозь который из угла
блистали наши образа, начинал звучным, густым, возрастающим голосом: "Се жених
грядет во полунощи!" Тогда я, бывало, кланялся в землю, и мне, поверите ли,
казалось, что в самом деле идет откуда-то таинственный Божественный жених среди
ночи... Раскрытая дверь темного коридора, глубокое молчание всех других
комнат... самый ландшафт в огне, освещенный месяцем, зимний сад, полосы тени от
деревьев по снегу, пустынная, обнаженная аллея, пропадающая за недоступными