Д-р Хорват рассеянно слушал, как чревовещатель рассказывает  о  своих
странствиях,  а  кукла  тем  временем  с  неприятным  и  циничным  видом
пристально разглядывала проповедника.
   - Мне кажется, вы к сами  артист?  -  вдруг  услышал  он.  -  Стойте,
стойте, не говорите ничего, позвольте угадать. Льщу себя надеждой, что я
немножко физиономист. Мне почти всегда удается определить, в каком жанре
работает коллега, по одному только внешнему виду.
   Ну-ка...
   Сначала миссионер был слишком возмущен для того, чтобы  протестовать.
Затем, увидев, как задумчиво чревовещатель рассматривает  его  лицо,  он
вдруг вспомнил, что написал о нем  после  его  последнего  триумфального
крестового похода на Нью-Йорк один журналист:
   "У него шевелюра и профиль молодого Листа в  разгаре  импровизации...
Д-р  Хорват  умеет  затронуть  струны  души   человеческой   с   великим
мастерством, что наводит на мысль скорее о высоком искусстве,  нежели  о
вере... "
   - Иллюзионист, - объявил наконец датчанин, -  маг  или,  может  быть,
гипнотизер. Не думаю, чтобы я мог ошибиться.
   Д-р Хорват сглотнул слюну и ответил, что он - проповедник. Марионетка
повернула голову к хозяину; торс ее затрясся от постепенно  нараставшего
смеха.
   - Вот уж действительно физиономист, - воскликнула она.  -  Ты  жалкий
дурак, Агге Ольсен, я всегда тебе это говорил.
   Датчанин рассыпался  в  извинениях.  Он  никак  не  ожидал  встретить
пастора среди пассажиров этого каравана машин. И крайне смущен; он может
лишь сослаться на смягчающее обстоятельство.
   - Мы тут все - артисты мюзик-холла, - пояснил он, указывая на  четыре
ехавших за ними "кадиллака".
   Большая часть пассажиров состояла из приглашенных в "Эль  Сеньор"  на
новое представление, и он надеется, что пастор простит его.
   Д-р Хорват был крайне изумлен известием о том,  что  его  спутники  в
большинстве своем оказались бродячими артистами, а еще больше - тем, что
все они, как и он сам, были личными гостями генерала Альмайо. Он  ощутил
досаду и растерянность. И пытался понять, действительно ли речь  идет  о
случайном совпадении или же за всем этим кроется некая  весьма  недобрая
ирония. Он был очень чувствителен к упрекам в комедиантстве  со  стороны
тех, против кого направлен его  крестовый  поход.  Букмекеры,  сутенеры,
рэкетиры, сомнительные дельцы - все те, кто живет во мраке,  и  в  самом
деле никогда не упускают случая презрительно отозваться о его  "номере".
Пытаясь обрести смирение, он стиснул  зубы  и  призвал  на  помощь  свои
любимые строки одного христианского поэта: "Тот,  кому  подвернулся  под
ноги камень, был  в  пути  уже  две  тысячи  лет,  когда  услышал  крики
презрения и ненависти - они надеялись  устрашить  его...  "  В  конечном
счете оскорбления и.насмешки в его адрес - не что  иное,  как  невольное
признание величия дела, которому он служит; ничто не способно  возбудить
в рядах Противника бґольшую злобу и ненависть, чем  чистота  помыслов  и
стремление к добродетели, особенно в том случае, когда они дают ощутимые
результаты, оказывают духовную и материальную помощь людям с  неразвитым
сознанием.
   Вся Америка, как и  он,  подвергалась  желчным  нападкам:  невозможно