старец. Одно время мы с Илом дружили очень тесно - я был  колдун  и  сын
колдуна,  убежденный,  что  мир  существует   исключительно   для   моих
надобностей.  Ил  был  наследник  знатного  рода,  красивый  и   сильный
мальчишка, забитый и  запуганный  до  невозможности.  Если  он  внезапно
пропадал с моего горизонта - я знал, что отец  за  какую-то  провинность
посадил его в чулан, или привязал уздечкой к столу (массивной  парте  из
красного  дерева,  за  которой  Илу   полагалось   ежедневно   постигать
совершенно бесполезные для  него  науки),  или  запорол  до  полусмерти;
младшие дети Ятеров - то были в основном  девочки  -  страдали  немногим
меньше. Целыми днями запертые в душной комнате, они  рукодельничали  под
присмотром строгой наставницы, их даже не выпускали в отхожее  место,  а
ставили один на всех ночной горшок...
   Один брат Ила - запамятовал, как его звали, - в  возрасте  двенадцати
лет сбежал из дома с бродячим цирком,  и  больше  о  нем  никто  никогда
ничего не слышал. Другой вырос тихим, молчаливым юношей, с виду вроде бы
нормальным, но превыше всех развлечений ставившим наблюдения за струйкой
воды из насоса. Он мог смотреть на воду часами и сутками, и лицо у  него
при  этом  становилось  мягким,  будто  из  воска,  и  в   уголках   рта
скапливалась слюна... Прислуга втихаря насмехалась над младшим Ятером  и
приклеила ему кличку "Фонтан".
   Теперь, если наследство уйдет от Ила, его суждено получить Фонтану.
   ...Старик Дол де Ятер стоял посреди залы, и мне почему-то показалось,
что он стоит все там же, где его оставил Ил.  Что  за  время,  пока  сын
отсутствовал, он не сделал и шага.
   - Батюшка, - сказал Ил, и голос его дрогнул. - Наш сосед, господин зи
Табор,  хотел  выразить  свою  радость  по  поводу   вашего   внезапного
возвращения.
   Старик молчал.
   Фамильная черта Ятеров - никогда не  терпеть  перекора  ни  в  чем  -
сочеталась в старом бароне с нежной любовью к жене и детям.  Эту  любовь
он без устали провозглашал на пиру  и  на  охоте,  открывал  знакомым  и
незнакомым, аристократам и землепашцам. Он  искренне  считал  свою  жену
красавицей,  расхваливал  ее  перед  друзьями  и  покупал   ей   дорогие
украшения; если же супруге случалось провиниться  (не  вовремя  раскрыть
рот либо опоздать, когда барон изволили ждать ее) - следовало неминуемое
и решительное наказание. Несчастная баронесса, мать Ила, не дожила и  до
сорока - после ее смерти старый Ятер убивался искренне, долго и тяжело.
   Все та же фамильная черта  Ятеров  обнаружилась  в  Иле  сразу  после
утверждения его главой семьи, и  обнаружилась  так,  что  ни  чадам,  ни
домочадцам мало не показалось. Жена  его,  когда-то  румяная  и  шумная,
сократилась до полупрозрачного состояния и низвелась на положение мышки.
Дочерей не было ни видно, ни слышно, а единственный сын время от времени
проливал горькие слезы,  будучи  привязан  уздечкой  к  старинной  парте
красного дерева.
   - Батюшка... - пробормотал Ил в  третий  раз.  Я  подошел  к  окну  и
осторожно приподнял штору. Солнечный луч пробился сквозь толчею пылинок,
отразился от плитки пола  и  придал  почти  живое  выражение  стеклянным
глазам давно поверженного кабана.
   Разглядев лицо отца. Ил де Ятер издал невнятный возглас.  А  я  понял
наконец,  в  чем  причина  невнятного  беспокойства,  холодным  комочком