появляющимся в их доме.  И женщина вся  отдалась  счастливой  мечте  о
будущем и,  убаюканная ею,  радостно улыбалась - губами, глазами, всем
лицом,  и даже этот запах духов,  напоминающий о кабаках  и  притонах,
вдруг  исчез куда-то,  и от нее так свежо пахло теперь морем и соленой
рыбой.
     Около девяти  показался  у  берега  Гума  на "Смелом".  Пристал у
небольшого причала, сложил руки трубочкой и крикнул:
     - Дядя! Э-ге-ей, дядя!..
     - Иду-у-у!..
     Гума слышал приближающиеся голоса.  Кто-то шел по берегу вместе с
дядей,  кто-то незнакомый,  - Гума хорошо  различал  издалека  голоса.
Шкипер Мануэл крикнул с палубы своей шхуны:
     - Гости к тебе, парень!
     Кто же это пришел к нему?  По голосу, видно, женщина. Неужто дядя
привел все-таки женщину,  чтоб он,  Гума,  спал с нею? Последнее время
Франсиско и знакомые рыбаки подшучивали над ним, все говорили, что ему
пора уже иметь дело с бабой,  и грозились привести и  оставить  с  ним
вдвоем на палубе, посреди моря:
     - Вот тогда посмотрим, умник-разумник...
     И рыбаки так и покатывались со смеху, подмигивая друг другу.
     - Да он уж взрослый мужик,  ваш Гума,  - говорил Антонио,  хозяин
шхуны "Святая вера", с большим убеждением.
     - Испытать его надо.  - И Раймундо потирал руки,  густо хохоча: -
Мой Жакес уже вкусил плода, а как же...
     Гума знал,  о чем они говорили:  надо спать с женщиной, тогда его
не  будут  мучить  такие  сны,  от  которых он просыпается весь словно
избитый.  Много раз,  в маленьких портовых городишках, где они с дядей
приставали  во  время  плавания,  случалось  Гуме  проходить по улицам
гулящих женщин,  но у него никогда не хватало мужества  войти  хоть  в
один  дом.  Никто  не  давал ему меньше пятнадцати лет,  хоть было ему
всего одиннадцать.  С этой стороны все в порядке.  Но какое-то смутное
опасение мешало ему войти.  Он был уверен,  что умрет со стыда,  когда
женщина догадается,  что он это в первый раз... И боялся, что прогонит
от  себя,  обойдется  как с ребенком,  сиротой,  заблудившимся в чужом
городе. Ей, женщине, сразу ведь не угадать, что он уж один выходит под
парусом  в открытое море,  что он такие огромные мешки с мукой таскает
на спине, не всякому взрослому под силу. Еще, поди, посмеется над ним.
Гума  не  решался зайти...  А теперь вот дядя привел ему женщину,  как
обещал.  Гуме стало неловко:  дядя,  наверно,  рассказал  ей,  что  он
никогда  еще  не  имел  дела  с женщиной,  что он пень пнем,  трусишка
жалкий,  вы,  мол,  не смотрите, что у него нож за пояс заткнут. И что
сказать  этой женщине,  как вести себя с ней?  А вдруг дядя не уйдет и
захочет посмотреть,  что он,  Гума, предпримет, только чтоб посмеяться
потом  над увальнем племянником?  Нет,  тогда он убежит,  совсем уйдет
отсюда,  никогда больше не взойдет на палубу и не выйдет в море  -  от
стыда...  Гума  в  большом смятении слушает приближающиеся голоса.  Он
дрожит с головы до ног,  и вместе с тем  ему  хочется,  чтоб  они  шли
быстрее,  ибо  он должен стать настоящим мужчиной как можно раньше,  -
тогда-то уж он один-одинешенек  будет  плавать  на  "Смелом"  по  всем
рекам, по всем каналам, будет заходить во все порты.