приближающиеся  лодки,  преспокойно  занялись  уборкой  парусов,  торопясь
очистить палубу.
   Однако, насколько можно было заметить, они не плотно стягивали  паруса,
так что стоило лишь налечь на фалы, и судно сразу же могло вновь поставить
паруса.
   Первая лодка пристала к саколеве  слева.  Затем  и  остальные  со  всех
сторон навалились на нее. А  так  как  фальшборт  судна  был  невысок,  то
нападающие без труда перешагнули его и  с  грозным  ревом  рассыпались  по
палубе.
   Самые исступленные устремились на корму. Один из них схватил  фонарь  и
направил его на капитана.
   Тот резким движеньем сбросил с головы капюшон, и  его  ярко  освещенное
лицо выступило из мрака.
   - Эх, вы, итилонцы! - укоризненно произнес он. - Уже не узнаете  своего
земляка Николая Старкоса?
   И он спокойно скрестил руки на груди. Не прошло  и  минуты,  как  лодки
поспешно отвалили от судна и направились к берегу.



2. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

   Минут  через  десять  от  саколевы  отделилась  легкая  гребная  лодка,
"гичка", и вскоре у подножья мола из нее высадился никем не сопровождаемый
безоружный моряк, только что обративший в бегство итилонцев.
   Это был капитан "Каристы" - так называлось парусное судно, незадолго до
того бросившее якорь в гавани.
   Николай Старкос был среднего  роста,  с  могучей  грудью,  мускулистыми
руками и ногами. Он носил на голове  плотную  морскую  шапку,  оставлявшую
открытым высокий упрямый лоб; его черные волосы  кольцами  рассыпались  по
плечам. Зоркие глаза глядели сурово. Не в пример клефтам, он не закручивал
свои длинные торчащие усы, густые и пышные на  концах.  Капитану  Старкосу
можно было дать лет  тридцать  пять  с  небольшим.  Но  обветренная  кожа,
жесткое выражение  лица,  глубокая  складка  на  лбу  -  мрачная  борозда,
свидетельствовавшая о дурных наклонностях, - сильно его старили.
   Он не носил ни куртки, ни жилета, ни фустанеллы - традиционного костюма
паликара. Его  кафтан  с  капюшоном  коричневого  цвета,  расшитый  темным
шнурком, широкие зеленоватые  шаровары,  заправленные  в  высокие  сапоги,
скорее напоминали одежду моряка с берберийского побережья.
   А между тем Николай Старкос был чистейшим греком и  уроженцем  Итилона.
Здесь он провел свои детские годы. Среди этих утесов подростком,  а  затем
юношей изучал жизнь моря. У этого  побережья  плавал,  отдаваясь  на  волю
течений и ветров. Вокруг не было ни одной бухты,  где  бы  он  не  измерил
глубину вод и крутизну берегов, ни одного рифа,  каменистого  участка  дна
или подводной скалы, чье местоположение не было ему известно.  Не  нашлось
бы ни одного поворота в  извилистом  фарватере,  сквозь  который  он,  без
компаса и не прибегая к помощи лоцмана, не провел бы любой корабль. И  нет
ничего удивительного, что ложные сигналы  его  земляков  не  помешали  ему
уверенно направлять ход саколевы. Впрочем, он отлично знал, что итилонцы -
народ ненадежный: ему доводилось видеть их в деле.  В  сущности  это  были