главари шайки, весьма искушенные в морском деле, находили, что  ход  судна
отличался большим изяществом, а это было хорошим признаком.
   Тем  временем  на  западе  солнце  уже  пряталось  за  горизонт;  но  в
Ионическом море  октябрьские  сумерки  длятся  целый  час  -  срок  вполне
достаточный, чтобы рассмотреть  корабль  до  наступления  полной  темноты.
Впрочем, готовясь войти в залив, он обогнул мыс Матапан, сделал поворот на
два румба и предстал глазам наблюдателей в самом выгодном положении.
   И сразу же у старого Годзо вырвалось: саколева!
   - Саколева! - подхватили все хором и разразились градом проклятий.
   Однако спорить  никто  не  стал,  ибо  ошибки  быть  не  могло.  Судно,
маневрировавшее у входа в Корейский залив, действительно  было  саколевой.
Но жители Итилона напрасно сетовали на неудачу: на таких судах ценный груз
- вовсе не редкость.
   Саколевой на Ближнем Востоке называют корабль среднего тоннажа,  палуба
которого поднята к  корме,  что  несколько  увеличивает  ее  седловатость.
Вооружение такого судна  состоит  из  трех  мачт-однодеревок  с  косыми  и
прямыми парусами. Стоящая в центре грот-мачта сильно наклонена вперед. Она
несет один латинский парус. Фок, фор-марсель с летучим бом-брамселем,  два
кливера на носу и два остроконечных паруса на корме, укрепленные  на  двух
мачтах  разной  высоты,  составляют  парусность  саколевы,  придающую   ей
какое-то своеобразие.  Яркая  окраска  корпуса,  гордый  выгиб  форштевня,
многообразие рангоута и причудливое  сечение  парусов  -  все  это  делает
саколеву одним из любопытнейших образцов тех грациозных кораблей,  которые
сотнями лавируют в узких проливах Архипелага. Что может быть изящнее этого
легкого судна, которое под напором  волн,  обдающих  его  пеной,  взлетает
вверх, падает вниз и, непринужденно прыгая с гребня  на  гребень,  кажется
огромной птицей, чьи крылья едва касаются  морской  глади,  пламенеющей  в
прощальных лучах заходящего солнца.
   Несмотря на то, что ветер свежел, а небо покрывалось  зловещими  тучами
(на Ближнем Востоке их называют "смерчами"), саколева по-прежнему шла  под
всеми парусами. Не был убран  даже  летучий  брамсель,  что  всякий  менее
отважный моряк не преминул бы сделать. Очевидно, капитан спешил пристать к
берегу и вовсе не намеревался провести  ночь  в  открытом  море,  где  уже
поднималось волнение и мог разыграться шторм.
   Но если итилонцы и убедились, что саколева направляется в залив, то они
еще не были уверены, войдет ли она в их гавань.
   - Эх! - сокрушался один из них. -  Можно  подумать,  что  ей  нужна  не
бухта, а попутный ветер!
   - Хоть бы черт взял ее на буксир! - пробормотал другой. - Уж не  думает
ли она снова повернуть в море?
   - Не идет ли она в Корони?
   - Или в Каламу?
   Оба эти предположения  могли  оказаться  верными.  В  Корони,  порт  на
манийском побережье и главный пункт по вывозу оливкового  масла  из  Южной
Греции, нередко заходили  левантские  купеческие  суда.  А  город  Калама,
расположенный в глубине залива, славился базарами, куда свозили  различные
товары - ткани и гончарные изделия  -  со  всех  концов  Западной  Европы.
Возможно, саколева направлялась в один из этих портов, и тогда конец  всем
надеждам итилонцев, этих искателей легкой наживы!
   Между  тем  саколева,  провожаемая  алчными  взглядами,  быстро  летела