понял, что ему больше всего хочется сесть в старое отцовское кресло, которое
называлось волшебным словом "вольтеровское".  В  детстве ему не  разрешалось
этого делать, а как хотелось забраться на него с ногами!..
     Николай  Николаевич медленно опустился в  кресло,  откинулся на  мягкую
спинку,  облокотился  на  подлокотники и  просидел  так  неизвестно  сколько
времени.  Может быть,  час,  а может быть,  три,  а может, остаток дня и всю
ночь...
     Дом ожил,  заговорил, запел, зарыдал... Множество людей вошли в комнату
и окружили кольцом Николая Николаевича.
     Николай Николаевич думал о  разном,  но каждый раз возвращался к  своей
тайной мечте. Он думал о том, что когда он умрет, то здесь поселится его сын
с семьей.
     И  видел воочию,  как сын входит в  дом.  И конечно,  невидимые частицы
прошлого пронзят и прогреют его тело,  запульсируют кровью, и он уже никогда
не сможет забыть родного дома.  Даже если уедет в  одну из своих экспедиций,
где будет искать редчайшие цветы, взбираясь высоко в горы и рискуя сорваться
в пропасть,  только затем,  чтобы посмотреть на едва заметный бледно-голубой
цветок на тонком стебельке, который растет на самом краю отвесной скалы.
     Нет,   Николай  Николаевич  как  раз  понимал:  жизнью  надо  рисковать
непременно,  иначе что же это за жизнь,  это какое-то бессмысленное спанье и
обжирание.  Но  все же  он  мечтал о  том,  чтобы сын его вернулся домой или
возвращался, чтобы снова уезжать, как это делали прочие Бессольцевы в разные
годы по разным поводам.
     Когда он  очнулся,  лучи  солнца радужным облачком клубились в  доме  и
падали на портрет генерала Раевского.  И  тогда Николай Николаевич вспомнил,
как он в детстве ловил первые солнечные лучи на этой же картине, и грустно и
весело рассмеялся, подумав, что жизнь безвозвратно прошла.
     Николай Николаевич вышел  на  крыльцо и  увидел,  что  солнце  осветило
балкончик,  который выходил на восток,  и двинулось,  чтобы сделать еще одно
кольцо вокруг дома.
     Он взял топор,  нашел рубанок и  пилу,  отобрал несколько досок,  чтобы
починить крыльцо.  Как он давно этим не занимался,  хотя видно -  эта работа
крепко "сидела" у  него в руках.  Он делал все не очень ловко,  но с большой
охотой -  ему  нравилось держать обыкновенную доску,  нравилось скользить по
ней рубанком,  и городская суета многих последних лет незримо уходила из его
сознания.
     Дом ему скажет за это спасибо,  подумал Николай Николаевич, и он скажет
спасибо дому.
     Потом Николай Николаевич взобрался на крышу,  и  лист железа,  поднятый
ветром,  ударил его по спине так сильно, что чуть не сбил с крыши - он чудом
удержался...
     Вот тут он впервые почувствовал острый голод, такой у него бывал только
в  юности,  когда он  от  голода мог потерять сознание.  И  не  удивительно,
Николай Николаевич не"  знал,  сколько прошло времени,  как он  приехал,  не
помнил,  что он  ел  и  ложился ли  спать.  Он работал по дому и  не замечал
мелькания коротких зимних  дней.  Раннее  утро  он  не  отличал от  позднего
вечера.
     Николай Николаевич пошел на  базар,  купил квашеной капусты,  картошки,
сухих  черных грибов и  сварил грибные кислые щи.  Съел  две  тарелки и  лег
спать.