- Хошь одну для сугреву, Евстигней Саввич!
- Неча, неча. Не свята Троица.
Гаврила нехотя поднялся, вздохнул, напялил войлочный колпак на
кудлатую голову и вышел.
- Строг ты, хозяин, ай строг... Да так и надо. Держи холопей в
узде. У меня вон людишки не своеволят. Да я их! - стиснул пальцы в
кулак. - У меня...
Федотка не договорил, поперхнулся, деланно засмеялся.
- Ай, да не слушай дурака. Каки у меня людишки? Весь князь перед
тобой. Лапти рваны, спина драна... Э-эх, ишо по единой! Ставь, девка.
Где огурцы, там и пьяницы.
Евстигней, пытливо глянув на Федотку, раздумчиво скребанул
бороду.
"Не прост Федотка, не прост. Подорожну грамоту не каждому в
царевом приказе настрочат. Не с чужих ли плеч сермяга? Вон как о
людишках заговорил. Хитер, Федотка. Однако ж до винца солощий. Пущай,
пущай пьет, авось язык и вовсе развяжет".
- А сам-то чего, хозяин? Постишься аль застольем нашим брезгуешь?
- все больше хмелея, вопросил Федотка.
- Упаси бог, милок. Гостям завсегда рады. Пожалуй, выпью
чарочку... Варька! Принеси.
Федотка проводил девку похотливым взором.
- Лебедушка, ух, лебедушка. Чать, не женка твоя?
- Девка дворовая. Тиун наш в помочь прислал. Без бабы тут не
управиться. Не мужичье дело ухватом греметь... Давай-ка, милок, по
полной. (Тиун - боярский слуга, управляющий феодальным хозяйством.)
Евстигней чокнулся с Федоткой, с мужиками, но те после первой
чарки не пили, сидели смирно, молчком, будто аршин проглотили. Федотка
осушил до дна, полез к Евстигнею лобзаться.
- Люблю справных людей. На них Русь держится... Кому царь-батюшка
благоволит? Купцу да помещику. В них сила. Это те не чернь посадская
али смерд-мужичонка. Шалишь! Держава нами крепка. Выпьем за
царя-батюшку Федора Иоанныча!
При упоминании царя все встали. Расплескивая вино, Федотка
кричал:
- Верой и правдой!.. Голову положим. А черни - кнут и железа.
Смутьянов развелось. (Железа - вязи, оковы, кандалы, ручные и ножные
цепи.)
- Доподлинно, милок. Сам-то небось из справных?
- Я-то? - Федотка обвел мутными глазами застолицу. Увидев перед
собой смиренно-плутоватую рожу Евстигнея, хохотнул, - Уж куды нам,
людишкам малым. Кабала пятки давит, ух, давит! - ущипнул проходившую
мимо Варьку, вылез из-за стола, лихо топнул ногой.
- Плясать буду!
Сермяга летит в угол. Пошла изба по горнице, сени по полатям!
Озорно, приосанившись, разводя руками и приплясывая, прошелся
вокруг Варьки. А та, теребя пышную косу с красными лентами, зарделась,
улыбаясь полными вишневыми губами.
Евстигней молча кивнул, и Варька тотчас сорвалась с места; легко,
поблескивая влажными глазами, пошла по кругу.