До Ярославля два дня ходу. А там Волга, глядишь, через три-четыре
недели и до Дикого Поля доберешься.
В избе деда Лапотка тускло мерцал огонек. Иванка открыл дверь и
застыл на пороге. В избе было людно, на лесках и на полу сидели нищие
и калики перехожие. Были во хмелю, бранились, тянули песни. Дед
Лапоток сидел в красном углу и бренчал на гуслях. Шестака в избе не
оказалось.
- Где Васюта, старче?
Лапоток не отозвался, он, казалось, не слышал Болотникова.
Перебирая струны гуслей, повернулся к сидящему обок нищему.
- Подай вина, Герасим.
Нищий подал. Лапоток выпил и вновь потянулся к гуслям. Болотников
переспросил громче:
- Где Васюта, отец?
- Ушел со двора твой сотоварищ, - ответил за деда Герасим. -
Видели его после обедни на Рождественской. Брел к озеру... Испей чару,
парень.
- Не до чары, - отмахнулся Болотников и вышел на улицу. Темно,
пустынно, глухо.
"Куда ж он запропастился? - подумал Иванка. - Ушел днем, а теперь
уже ночь. Ужель в беду попал?"
На душе стало тревожно: привык к Васюте, как-никак, а побратимы
стали. Жизнью Васюте обязан.
Мимо изб дошел до перекрестка. Путь на Рождественку был
перегорожен решеткой, возле которой прохаживались четверо караульных с
рогатинами. Завидев Болотникова, караульные насторожились, подняли
факелы.
- Пропустите, братцы.
Мужики, рослые, бородатые, надвинулись на Иванку, он отступил на
сажень. Ведал - с караульными шутки плохи.
- Не по лихому делу, - поспешил сказать. - К озеру пройти
надобно.
- Чего без фонаря? Царев указ рушишь. Добрые люди по ночам не
шастают, - прогудел один из караульных, направляя на Болотникова
рогатину.
Иванка знал, что без фонаря ночью выходить не дозволено, и каждый
ослушник рисковал угодить в разбойный застенок или Съезжую избу. Но
отступать было поздно.
- Нету фонаря, мужики. А к озеру надо. Содруг у меня там.
Отомкните решетку.
- Ишь, какой проворный. Воровское дело с содругом замыслил,
разбойная душа!.. А ну, хватай татя, ребятушки!
Караульные метнулись к Иванке, один уже уцепился за рубаху, но
Болотников вывернулся и кинулся от решетки в темный переулок.
- Держи лихого! Има-а-ай! - истошно заорали караульные, сотрясая
воздух дубинами. На соседних улицах решеточные гулко ударили в
литавры, всполошив город. На крышах купеческих и боярских теремов
встрепенулись дворовые караульные. Очумело тараща глаза, спросонья
закричали:
- Поглядывай!