- Айда на брусничник.
     Тронулись к  ягоднику.  Здесь  было  суше,  мягкий податливый мох
вновь приятно запружинил под ногами.
     - Стой,  чада!  Впереди  -  погибель,  - вдруг совсем неожиданно,
откуда-то сбоку, донесся чей-то повелительный голос.
     Оба опешили,  холодный  озноб  пробежал по телу.  Саженях в пяти,
из-за  невысокого  камыша  высунулась  лохматая  голова  с   громадной
серебряной бородой.
     - Водяной!  - обмер Васюта.  - Сгинь,  сгинь,  окаянный! - срывая
нательный крест, попятился.
     - Не пужайтесь, чада. Да хранит вас господь.
     - Кто ты? - осевшим голосом спросил Иванка.
     - Христов человек,  пустынник Назарий...  А теперь  зрите  на  те
кочи, что брусничным листом сокрыты. Зрите ли гадов ползучих?
     Иванка и Васюта пригляделись к брусничнику и  ужаснулись,  увидев
на кочках великое множество змей, свернувшихся в черные кольца.
     - Знать, сам бог тебя послал, старче, - высказал Иванка.
     - Воистину бог, - молвил отшельник.
     Был он древен,  приземист,  и видно,  давно  уже  его  пригорбила
старость. Но глаза все еще были зорки и пытливы.
     - Ступайте за мной, чада.
     У старца   -   переметная   сума  с  пучками  трав,  на  ногах  -
лапти-шелюжники.  Повел парней вперед,  в  самое  непролазное  болото.
(Шелюжники - лапти из коры тала.)
     - Да  куда  же  ты,  дед!  -  воскликнул Васюта.  - Там же сплошь
трясина. Не пойду!
     - Не  дури!  - осерчал старец.  - Не выбраться тебе из болота.  А
ежели сумленье имеешь - не ходи. Проглотит тебя ходун.
     - Не гневайся, старче. За тобой пойдем, - проговорил Иванка.
     - Ступайте за  мной  вослед,  -  молвил  отшельник  и  больше  не
оглянулся.
     Шли долго,  осторожно,  мимо трясинных  окон,  где  жижа  заросла
тонкой  зеленой  ряской,  мимо  коварных булькающих зыбунов,  поросших
густой тернавой.  Ступи мимо - и тотчас ухнешь в адову яму, откуда нет
пути-возврата.
     Затем потянулись высокие камыши,  через которые продирались еще с
полчаса,  а  когда  из  них  выбрели,  взору  Иванки и Васюты предстал
небольшой островок в дремучей поросли.
     - Здесь моя обитель, - сказал отшельник.
     Несколько минут шли глухим лесом  и  вскоре  очутились  на  малой
поляне, среди которой темнел убогий сруб, с двумя волоковыми оконцами.
Старец снял у порога суму,  толкнул перед собой дверь и молча шагнул в
келью.
     Болотников устало привалился к стене,  осунувшееся лицо его  было
бледно, в глазах все кружилось - и утлая избушка с берестяной кровлей,
и вековые ели,  тесно сгрудившие поляну,  и сам Васюта,  в изнеможении
опустившийся на землю.
     Назарий вышел из сруба и протянул Болотникову ковш.
     - Выпей, отрок.
     Иванка жадно припал к ковшу,  а старец окинул его долгим взором и