- Сбежал,  рыжий  черт!  -  огорчился  Илейка.  Но сожаление было
коротким: сарынь выкидывала из мурьи собольи шубы и цветные кафтаны.

     Доволен атаман!  Богатый караван взяли,  такой богатый,  что и во
сне не привидится.  Всего было вдоволь: шелка и сукна, меха и бархаты,
дорогие шубы,  портки и кафтаны,  бирюза и жемчужные  каменья,  тысячи
четей хлеба...
     Ошалев от вина и добычи,  повольница  пировала.  Дым  коромыслом!
Богатырские  утесы  гудели  удалыми песнями и плясками,  шумели буйным
весельем.
     Атаман -  в черном бархатном кафтане с жемчужным козырем;  голова
тяжела от вина,  но глаза  по-прежнему  зоркие  и  дерзкие.  Сидит  на
бочонке, под ногами - заморский ковер, уставленный снедью и кубками.
     Вокруг - есаулы в нарядных зипунах и кафтанах;  потягивают  вино,
дымят  трубками.  Тут  же волжская голь-сарынь,  примкнувшая к донской
повольнице.
     Волокут купца  - тучного,  растрепанного,  перепуганного.  Падает
перед атаманом на колени.
     - Не погуби, батюшка! Не оставь чада малыя сиротами!
     Тяжелый взгляд Болотникова задерживается на ярыжках.
     - Как кормил-жаловал, чем сарынь потчевал?
     - Кнутом, атаман. Три шкуры драл.
     - В куль и в воду!
     На купца накинули мешок  и  столкнули  с  утеса.  Тотчас  привели
нового торговца.
     - Этот каков?
     - Да всяк бывал,  атаман.  То чаркой угостит, то кулаком но носу.
Но шибко не лютовал.
     - Высечь!
     Доставили третьего. Был смел и угрозлив.
     - Не замай! Сам дойду.
     - Серчает,  - усмешливо  протянул  Нетяга.  -  Аль  на  тот  свет
торопишься?
     - И тебе не миновать, воровская харя!
     Нетяга озлился.  Ступил к бурлакам,  стегавшим купца, выхватил из
рук тонкий, гибкий прут.
     - Растяните купца. Сам буду сечь!
     Купец, расшвыряв ярыжек, метнулся к обрыву.
     - Век не принимал позора и тут не приму!
     Перекрестился и шагнул на край утеса.
     - Погодь,  Мефодий  Кузьмич,  - поднялся с бочонка Болотников.  -
Удал ты. Ужель смерть не страшна?
     - Не страшна, тать. Чужой век не займешь, а я уж свое пожил.
     - Удал... Не признал?
     - А  пошто  мне  тебя  признавать?  Много  чести для душегуба,  -
огрызнулся купец.
     Подскочил Нетяга, выхватил саблю, но Болотников оттолкнул есаула.
     - Не лезь,  Степан.  То мой давний знакомец...  Не чаял,  Мефодий
Кузьмич, что у тебя память дырявая.
     В смурых глазах купца что-то дрогнуло.