- Сбежал, рыжий черт! - огорчился Илейка. Но сожаление было
коротким: сарынь выкидывала из мурьи собольи шубы и цветные кафтаны.
Доволен атаман! Богатый караван взяли, такой богатый, что и во
сне не привидится. Всего было вдоволь: шелка и сукна, меха и бархаты,
дорогие шубы, портки и кафтаны, бирюза и жемчужные каменья, тысячи
четей хлеба...
Ошалев от вина и добычи, повольница пировала. Дым коромыслом!
Богатырские утесы гудели удалыми песнями и плясками, шумели буйным
весельем.
Атаман - в черном бархатном кафтане с жемчужным козырем; голова
тяжела от вина, но глаза по-прежнему зоркие и дерзкие. Сидит на
бочонке, под ногами - заморский ковер, уставленный снедью и кубками.
Вокруг - есаулы в нарядных зипунах и кафтанах; потягивают вино,
дымят трубками. Тут же волжская голь-сарынь, примкнувшая к донской
повольнице.
Волокут купца - тучного, растрепанного, перепуганного. Падает
перед атаманом на колени.
- Не погуби, батюшка! Не оставь чада малыя сиротами!
Тяжелый взгляд Болотникова задерживается на ярыжках.
- Как кормил-жаловал, чем сарынь потчевал?
- Кнутом, атаман. Три шкуры драл.
- В куль и в воду!
На купца накинули мешок и столкнули с утеса. Тотчас привели
нового торговца.
- Этот каков?
- Да всяк бывал, атаман. То чаркой угостит, то кулаком но носу.
Но шибко не лютовал.
- Высечь!
Доставили третьего. Был смел и угрозлив.
- Не замай! Сам дойду.
- Серчает, - усмешливо протянул Нетяга. - Аль на тот свет
торопишься?
- И тебе не миновать, воровская харя!
Нетяга озлился. Ступил к бурлакам, стегавшим купца, выхватил из
рук тонкий, гибкий прут.
- Растяните купца. Сам буду сечь!
Купец, расшвыряв ярыжек, метнулся к обрыву.
- Век не принимал позора и тут не приму!
Перекрестился и шагнул на край утеса.
- Погодь, Мефодий Кузьмич, - поднялся с бочонка Болотников. -
Удал ты. Ужель смерть не страшна?
- Не страшна, тать. Чужой век не займешь, а я уж свое пожил.
- Удал... Не признал?
- А пошто мне тебя признавать? Много чести для душегуба, -
огрызнулся купец.
Подскочил Нетяга, выхватил саблю, но Болотников оттолкнул есаула.
- Не лезь, Степан. То мой давний знакомец... Не чаял, Мефодий
Кузьмич, что у тебя память дырявая.
В смурых глазах купца что-то дрогнуло.