ответил Васюта. - Дай-ка ступни прикину.
Болотников смотрел на его ловкие сноровистые руки, и на душе его
потеплело: "Кажись, добрый парень. Но зачем к Мамону пристал?"
- Сам сплету, - придвинулся он к Васюте.
- Сам? Ишь ты... Ужель приходилось?
- Мыслишь, сын боярский? - усмехнулся Иванка.
- А разве нет? Одежа на тебе была господская, вот и подумал.
- Сохарь я, сын крестьянский. А кличут Иванкой.
- Вот и ладно, - повеселел Васюта. - Теперь и вовсе нам будет
повадней, - однако ивняк оставил у себя. - Квелый ты еще, лежи.
Лихоманку разом не выгонишь.
Дождь утихал, а вскоре иссяк, и лишь один ветер все еще гулял по
темным вершинам.
Васюта споро плел лапти и чуть слышно напевал. Иванка
прислушался, но протяжные, грустные слова песни вязли в шуме костра.
- О чем ты?
- О чем? - глаза Васюты стали задумчивыми. - Мать, бывало, пела.
Сестрицу ее ордынцы в полон свели. Послушай.
Васюта пел, а Иванке вдруг вспомнилась Василиса: добрая,
ласковая, синеокая. Где она, что с ней, спрятал ли ее бортник Матвей?
Василиса!.. Родная, желанная. Вот в таком же летнем сосновом бору
она когда-то голубила его, крепко целовала, жарко шептала: "Иванушка,
милый... Как я ждала тебя".
"Теперь будем вместе, Василиса. Завтра заберу тебя в село.
Свадьбу сыграем".
Ликовал, полнился счастьем, благодарил судьбу, подарившую ему
суженую. В Богородское возвращался веселый и радостный. А в селе
поджидала беда...
Васюта кончил петь, помолчал, посмотрел на небо.
- Звезды проглянулись, погодью конец. Утро с солнцем будет,
благодать, - молвил он бодро, стягивая задник лаптя.
- Как к Багрею угодил? На татя ты не схож.
- Э-э, тут долгий сказ. Знать, так богу было угодно. Но коль
пытаешь, поведаю. Чего мне тебя таиться? Чую, нам с тобой, Иванка,
одно сопутье торить. А ты лежи, глядишь, и соснешь под мою
бывальщину...
Мужики на челнах раскидывали невод, а парни на берегу озоровали:
кидали свайку, боролись. Но тут послышался зычный возглас:
- Невод тяни-и-и!
Парни кинулись к озеру, ухватились за аркан. Когда вынимали рыбу
из мотни, на берегу появился церковный звонарь. Он подошел к Васюте.
- Старцы кличут.
- Пошто?
- О том не ведаю. Идем, парень.
Старцы дожидались в избе тиуна; сидели на лавках - дряхлые,
согбенные, белоголовые. Васюта поясно поклонился.
- Звали, отцы?
Один из старцев, самый древний, с белой, как снег, бородой,
опершись на посох, молвил: