- У   меня   просить   нечего,  кончай  потеху,  -  хмуро  бросил
Болотников.
     - Не торопись,  на тот свет поспеешь...  Есть чего, Ивашка. Богат
ты, зело богат, сам того не ведаешь. Но жизнь еще дороже.
     - О чем ты?
     - Дурнем прикидываешься аль взаправду не ведаешь?  - Мамон подсел
к  Болотникову,  глаза  его  стали  пытливыми,  острыми.  - А вот ваш,
Пахомка Аверьянов, о ларце мне сказывал.
     - О ларце?
     - О ларце,  паря.  А в нем две грамотки...  Припомнил?  Тебе ж их
Пахомка показывал.
     Болотников насторожился:  выходит,  Мамон  все  еще  не  забыл  о
потайном ларце. Неужели он вновь пытал Пахома?
     - Так припомнил?
     - Сказки, Мамон. Ни грамот, ни ларца в глаза не видел.
     - Да ну?.. И не слышал?
     - Не слышал.
     - Лукавишь,  паря,  а зря.  Ведаешь ты о ларце,  по зенкам  вижу.
Нешто кой-то ларец башки дороже? Чудно... Ты поведай, и я тебя отпущу.
Не веришь? Вот те крест. Хошь перед иконой?
     - Брось,  Мамон,  не  корчь  святого.  Не богу - дьяволу служишь,
давно ему душу продал.
     Мамон поднялся  и  ударил  Болотникова  в лицо.  Иванка стукнулся
головой о стену, в глазах его помутнело.
     - Припомнил, собака?
     - Сам собака.
     Мамон вновь ударил Болотникова.
     - Припомнишь, Ивашка. Как огнем зачну палить, все припомнишь. Мой
будет ларец.
     Откинул крюк, распахнул дверь.
     - Ермила, отведи парня в яму!
     Одноух недовольно глянул на атамана.
     - Пора бы и на плаху, Багрей. Чего тянешь?
     - Утром буду казнить.
     Ермила позвал   лихих,   те  отвели  Иванку  за  атаманову  избу,
столкнули в яму с водой.
     - Прими христову купель!

     Сгущались сумерки.   Лес  -  темный,  мохнатый  -  тесно  огрудил
разбойный стан,  уныло гудел, сыпал хвоей, захлебывался дождем. Прошел
час,  другой.  Караульный,  сутулясь, подошел к яме, ткнул рогатиной о
решетку.
     - Эгей, сын боярский!
     Иванка шевельнулся, отозвался хрипло:
     - Чего тебе?
     - Не сдох? Поди, худо без одежи, а?
     Голос караульного  ленив и скучен.  Иванка промолчал.  Караульный
сморкнул, вытер пальцы о штаны.
     - Один черт помирать. Ты бы помолился за упокой, а?
     Иванка вновь смолчал.  Босые ноги стыли в  воде,  все  тело  била