выкаченные глаза неотрывно смотрели в одну точку на пустой стене.
   - Признайтесь, ведь это ваш почерк, - сказал Иван  Дмитриевич,  показывая
ему полученное Стрекаловым письмо.
   Хотек  дернулся  и  предпринял  вторую  попытку  завладеть  письмом.  Она
оказалась безуспешной, как и предыдущая, зато окончательно доказала, что эта
бумага написана его рукой.
   Пудра слиплась чешуйками на влажном от холодного пота  лице  австрийского
посла. Как у золотушного младенца,  шелушились  лоб,  щеки,  подбородок.  Не
сумев схватить письмо, он пошатнулся и рухнул обратно на диван. Язык ему  не
повиновался, шепелявое бульканье вырывалось изо рта.
   - Ваше сиятельство, вам понадобится моя помощь при составлении  итогового
доклада государю? - спросил Иван Дмитриевич у Шувалова.
   - А? - очнулся тот.
   - Он писал это письмо! Он! - торжествовал  Певцов.  -  Я  его  депешу  на
телеграфе видел. Один почерк, ваше сиятельство!
   Иван Дмитриевич почувствовал,  как  Шувалов  из  последних  сил  пытается
ввести в рамки приличий переполняющее его  непристойное  ликование.  Бездна,
зиявшая перед ним совсем недавно,  вдруг  выворотилась  наизнанку,  вздулась
горой. Он стоял на ее вершине, победно глядя на  оставшегося  далеко  внизу,
маленького и уже нестрашного Хотека.
   - В Европе-то узнают. А? - негромко сказал  Шувалов  и  первый,  отбросив
условности, расхохотался.
   Тут же всех словно прорвало. Шуваловский адъютант  запрокинул  голову,  в
горле  у  него  плескалась  серебряная  водичка.  Поручик   от   возбуждения
приплясывал на месте. Певцов, смеясь, игриво подталкивал  Ивана  Дмитриевича
плечиком, подмигивал:  дескать,  чего  в  нашем  деле  не  бывает!  Забудем,
дружище... Стрекалов, и тот хихикнул, чтобы не отстать от других, только его
жена не присоединилась к общему веселью, а сам  Иван  Дмитриевич  отчужденно
помалкивал. Если верно, что о достоинствах мужчины нужно судить по  женщине,
которая его любит, в данном случае - по Стрекаловой, то  не  настолько  плох
был покойный князь, чтобы устраивать этот дикий карнавал над его гробом.
   Очевидно, Шувалову тоже сделалось неловко. Он поднял руку:
   - Прошу внимания!
   - Внимание, господа! Внимание! - подхватил Певцов.
   - Обращаюсь ко всем присутствующим без  исключения,  -  объявил  Шувалов,
обводя взглядом гостиную. - Всем вам настоятельно советую молчать о том, что
вы здесь узнали. Это тайна, затрагивающая интересы России.  Разгласившие  ее
будут арестованы по обвинению в государственной измене.
   "Ага, - прикинул  Иван  Дмитриевич,  -  недурно  получается!  Можно  ведь
шантажировать не только Хотека, но и австрийское правительство, и,  глядишь,
самого Франца-Иосифа. Посол-убийца! Позор на всю Европу, скандал..."
   - А я всем расскажу! - со слезами в голосе заявила Стрекалова. - С  какой
стати я должна скрывать правду? Пусть все знают, кто убийца!
   Шувалов  многозначительно  посмотрел  на  нее,  но  она,   топая   ногой,
продолжала выкрикивать:
   - Расскажу! Расскажу! Делайте со мной, что хотите, я не боюсь!
   - И я, и я! - поддержал ее Стрекалов. - Слышишь, Катя?
   - Вы меня поняли, господа, - не  обращая  на  них  внимания,  не  повышая
голоса, подытожил Шувалов, - повторять не собираюсь. Кому не понятно, с  тем
будем разговаривать в другом месте. Ротмистр! - обернулся он  к  Певцову.  -