- И это еще  не  все,  -  пожаловался  Шувалов.  -  Хотек  предъявил  нам
требование  поставить  вне  закона  деятельность  "Славянского  комитета"  и
намекал, что при отказе возможны серьезные дипломатические осложнения  между
нашими державами.
   - Чем это грозит? Войной? - встревожился Иван Дмитриевич.
   - Ну, пока что маловероятно, хотя  в  более  отдаленной  перспективе  все
может быть. В Вене есть влиятельные  околоправительственные  круги,  готовые
использовать инцидент в Миллионной для раздувания  антирусской  истерии.  Во
что она выльется, одному Богу известно.
   Как всегда в минуты волнения, Иван Дмитриевич начал заплетать  в  косичку
правую бакенбарду. Жена тщетно пыталась отучить его от этой безобразной,  по
ее мнению, привычки. Он ничего не понимал, однако мысль  о  сонетке  немного
успокаивала.  Стоило  потянуть  за  нее,  и  весь   этот   чудовищный   бред
расползался, как костюм Арлекина.
   Такой костюм Иван Дмитриевич давным-давно видел в ярмарочном балагане  на
Каменном острове. Он тогда должен был выследить, арестовать и выпроводить из
Петербурга могилевского еврея по фамилии Лазерштейн,  площадного  актеришку,
который креститься не хотел, но лицедействовать хотел не  в  Могилеве,  а  в
столице, чтобы, видите ли, зарабатывать побольше. Давали  итальянский  фарс,
Лазерштейн играл Арлекина. По ходу спектакля  он  царил  на  сцене,  потешал
публику, помыкал беднягой  Пьеро,  пока  тот,  доведенный  до  отчаяния,  не
отыскал в костюме своего мучителя неприметную нитку и не дернул за нее.  Тут
же весь костюм Арлекина, виртуозно сметанный из лоскутов  одной-единственной
ниткой, развалился на куски; под хохот зрителей среди  вороха  разноцветного
тряпья остался стоять тощий  как  скелет  голый  Лазерштейн  со  своим  едва
прикрытым обрезанным срамом.
   Шувалов встал и прошелся по кабинету из угла в угол.
   - Возможно, я  слишком  устал  сегодня,  но  у  меня  возникает  странное
ощущение...
   Он страдальчески потер пальцами виски.
   - Мне кажется...
   И опять пауза.
   - Что, ваше сиятельство? - напрягся Иван Дмитриевич, кожей чувствуя,  что
сейчас будет сказано самое главное.
   - Мне кажется, - выговорил наконец Шувалов, -  что  слухи  о  смерти  фон
Аренсберга начали распространяться еще до того, как он был убит.
   3
   Выходя на Фонтанку, Иван Дмитриевич  ощутил  сильное  желание  немедленно
выпить рюмку водки. Он завернул в ближайший трактир, сел за  столик.  Хозяин
заведения мгновенно узнал почетного гостя и  сам  подскочил  к  нему  вместо
полового.
   -  Рюмку  водки  и  грибочков  соленых,  -  коротко   распорядился   Иван
Дмитриевич, разглядывая изображенную на стене Цереру с рогом изобилия.
   Она веером рассыпала перед собой  какие-то  фантастические  южные  плоды,
которые никогда не водились в этом третьеразрядном трактире, где  величайшим
деликатесом почитался моченый горошек. Церера зазывно улыбалась посетителям,
каждая грудь у нее была, наверное, фунтов по шести.
   На стоявшем в углу бильярде игроки и двух шаров разыграть не успели,  как
заказ уже был доставлен.
   - Что, Иван Дмитриевич,  притомились?  -  участливо  спросил  трактирщик,