- Ты и спер? - спросил Иван Дмитриевич.
   - Зачем? - не моргнув глазом, отрекся Федор. - У меня свой был такой же.
   Казалось бы, уж в этом-то грехе ему теперь ничего не стоит покаяться:  не
до молотка, если человека убил. Почему не сознался?
   - Эх, дурак я, дурак, что сюда пришел, -  сказал  Федор.  -  Не  утерпел,
дурак. У меня тут косушечка припрятана была, вот и пришел.
   - А как ты знал, что тебя искать станут? - поразился Иван Дмитриевич.
   - Как же не знать? - в свою очередь удивился Федор.  -  На  то,  поди,  и
полиция.
   - Нет, я другое спросить хотел. Как, по-твоему, я-то про тебя узнал?
   - Да уж семи пядей во лбу иметь не надо.
   - Ишь ты! - обиделся Иван Дмитриевич. - Думаешь, легко было догадаться?
   - Взял бы косушечку, и давай Бог ноги, - вздохнул Федор. - Нет же, сперва
выпил, потом спать улегся...
   Иван Дмитриевич повысил голос:
   - Ты давай не крути! Говори, откуда узнал!
   Федор лишь  рукой  махнул:  чего  там,  дескать...  Надел  шляпу,  ветхое
пальтецо с оторванным карманом.
   - Айда, что ли?
   Спустились по лестнице: он с одной стороны, Иван Дмитриевич -  с  другой.
Девочка вновь  появилась  откуда-то,  невесомо  шла  между  ними  по  гнилым
ступеням, не боясь провалиться, прижимала к груди свое полешко.
   - Что, Зинка, - спросил у нее Федор, - свое дитя нажила али в кормилицах?
   - А ты мне пряник давал, - тихо сказала девочка.
   - Верно, - согласился Федор, - давал. А нынче нету. Кончились пряники.
   Он погладил ее по волосенкам и вышел во двор.  Девочка  проводила  их  до
самой улицы.
   - Твоя? - спросил Иван Дмитриевич.
   - Мои в Ладоге, - помотал головой Федор и обернулся. - Иди, Зинка, домой.
Мать хватится.
   Привстав на цыпочки, он вдруг закричал петухом, смешно раскачиваясь  всем
своим маленьким тощим телом. Девочка засмеялась, белое ее  личико  пятнышком
помаячило в проеме подворотни и пропало, когда свернули за угол.
   Иван Дмитриевич опять вернулся к прерванному разговору:
   - Так как же ты узнал, что я про тебя знаю?
   Но для Федора это не представляло никакого интереса.
   - Вот вы про молоток спросили, - вспомнил он.  -  А  вы  лучше  спросите,
сколь раз они у меня из жалованья вычитали. И за  что?  Стану  рассказывать,
никто не верит. А прогнали когда, за месяц жалованья недодали. А нешто я  не
человек? Нешто у меня жена-дети в Ладоге пить-есть  не  просют?  Не  полешки
ведь, как у Зинки!  Князь  меня,  неученого,  к  себе  взял,  чтобы  платить
поменьше. А сам в клубе за одну ночь тыщу рублей проигрывает. У  него  денег
полный сундук. Фрак вишь я ему подпортил. Так не я!  Ворона.  Я  за  нее  не
ответчик. Вон на Невском статуи стоят, все изгажены, а вы  небось  жалованье
исправно получаете. А?
   - Это не моя забота, - сказал Иван Дмитриевич. - Я  из  сыскной  полиции,
убийц и грабителей ловлю. Как, думаешь, тебя поймал?
   - Вы пришли, я сплю.
   - А почему я к тебе пришел? Не к другому кому?
   - Мой грех, - справедливо рассудил Федор, - ко мне и пришли. Кто ж за мои