Дмитриевичем, и не спешил, растягивал удовольствие.
- Третьего дня сидим, помню, в Яхт-клубе за картами, - сказал он. - Я,
барон Гогенбрюк и покойный князь. Сыграли, потом он попросил меня выкинуть
ему карту на счастье. Я колоду стасовал, выбрасываю одну. И что вы думаете?
Виневый... виноват, пиковый туз. Князь говорит: "Еще разик давайте!" Я опять
стасовал - и опять туз пик". Судьба.
- Карты-то какие были? - поинтересовался Иван Дмитриевич.
- Обыкновенные карты, какие в Яхт-клубе дают. Король бубновый - Юлий
Цезарь, червовый - Карл Великий, трефовый - Александр Македонский,
виневый... виноват, пиковый - царь Давид. Какими играли, на тех и выкинул.
- По игральным судьбы не узнаешь.
- А я их, - улыбнулся Левицкий, - перед тем сквозь дверную ручку продел.
Так-то, цыганки говорят, можно и по игральным.
Глядя на его тонкие, с удлиненными фалангами и, казалось, бескостные, как
черви, пальцы профессионального шулера, Иван Дмитриевич подумал, что он мог
достать из колоды любую карту. Непонятно было, врет Левицкий или говорит
правду, и если это правда, то случайно выпал пиковый туз, обещающий смерть,
или нет?
- И что князь? - спросил Иван Дмитриевич. - Очень был огорчен?
- Ничуть. "Я, - говорит, - слава богу, здоров, ничем пока не хвораю, а
мне еще в юности нагадали умереть в собственной постели..."
- Я тоже слышал от него об этом предсказании, - подтвердил Кобенцель. -
Может быть, поэтому Людвиг и отличался такой храбростью на поле боя. Он в
конном строю атаковал итальянские батареи.
- И ведь сбылось, - вздохнул Левицкий.
- Между прочим, та винтовка, - спросил Иван Дмитриевич у Кобенцеля, -
которую Гогенбрюк с вашей и фон Аренсберга помощью продал нашему военному
ведомству, из нее, надеюсь, не нужно целиться в ноги, чтобы попасть в
голову?
- Ну, это смотря с какой дистанции. Но раз вы так сказали, значит, вам
известно, что я присутствовал на испытаниях. Когда поинтересовались моим
мнением, мой совет был принять ее на вооружение. Модель очень хорошая. В
таких делах я не поступаю против совести, к тому же моя семья связана с
Россией еще со времен Ивана Грозного.
- Испытателей-то водочкой не вы разве поили?
Кобенцель смутился:
- Было дело, не сумел отговорить Гогенбрюка. Но это ничего не меняет,
модель и вправду хорошая.
- А каким образом он ухитрился продать ее не только нам, но и туркам?
- О! - уважительно сказал Кобенцель. - От вас, господин Путилин, нет
никаких секретов. Я сам узнал об этом лишь вчера вечером. Как же вы знаете?
Иван Дмитриевич промолчал, незаметно покосившись на Левицкого, но тот и
без подсказки сообразил прикусить язычок.
- Понимаю, господин Путилин, служебная тайна. Я тоже недоумевал, когда
Юсуф-паша сообщил мне эту новость. Признаться, подумал даже, что смерть
избавила Людвига от необходимости выпутываться из двусмысленного положения.
Но, поразмыслив, пришел к выводу, что со стороны Гогенбрюка это не более чем
блеф... Мне кажется, я задерживаю вас. Не лучше ли поговорить после?
- Накиньте к тем двум часам пять минут, - предложил Иван Дмитриевич, - и
продолжайте.