- Но согласитесь, господин Путилин, одно дело заманить меня в туалетную
комнату при кондитерской, стукнуть по голове и отобрать этот проклятый ключ,
и совсем другое - напасть на карету австрийского посла в самом центре
Петербурга. Обычный уличный бандит, как он осмелился? Кто-то, мне кажется,
стоял за его спиной. Может быть, тот же человек, с чьей помощью он убил
Людвига?
- Пупырь утверждает, будто на графа Хотека он вовсе не покушался.
- То есть как? В кого я тогда стрелял?
- В него, разумеется. Но он клянется, что натянул веревку в расчете на
любую добычу.
- И вы ему верите?
- Кто его знает? В этой жизни все может быть. Во всяком случае, в
убийстве фон Аренсберга он не признался. Говорит, что револьвер купил
сегодня у какого-то иностранца на Апраксином рынке, а наполеондоры утром
нашел на Миллионной, возле дома князя. Пока для меня одно лишь несомненно:
он прекрасно знал, куда вставляется этот ключ.
- Но откуда? Кто ему сказал?
- Потерпите еще пару часов, я должен проверить мою догадку. И ради бога
простите мне эту глупую выходку с цилиндром. У меня в практике был подобный
случай. Увидел проторенную дорожку и не устоял перед искушением.
- Но объясните хотя бы, - попросил Кобенцель, - почему вы были так
уверены, что именно Пупырь напал на господина посла? Вы ведь ждали здесь
его, а не кого-то другого. Я вас правильно понял?
- Да, его.
- Почему вы знали это?
Иван Дмитриевич приказал Левицкому:
- Ну-ка задерни шторы!
В гостиной стемнело, он зажег лампу, поставил на рояль и, заслонив ее
спиной, с силой раскрутил гирьку на цепочке. Кобенцель вздрогнул, увидев,
как ровный золотой ободок, сияющий круг со свистом очертил голову Ивана
Дмитриевича.
Бронзовые Адам и Ева на чернильном приборе еще старательнее начали
прикрывать свою наготу. Как ангел, изгоняющий их из райского сада, Иван
Дмитриевич стоял у рояля и оглядывал гостиную - поле своего сражения
площадью пятьдесят квадратных аршинов.
Затем он опустил руку, сказав:
- Вот и весь фокус.
- Неужели она в самом деле золотая? - спросил Кобенцель, когда Левицкий
уже без приказа отдернул шторы.
Иван Дмитриевич вынул складной ножичек, поскреб лезвием гирьку. Позолота
отслоилась, и под ней обнаружился черный ноздреватый чугун.
Вспомнилось, как пруссаки стреляли в Наполеона III золотым ядром. Если
оно было таким же, как эта гирька, неудивительно, что французский император
остался жив. Там, в вечно-струящемся эфире, все знают.
Левицкий с Кобенцелем собрались уходить. Провожая их, Иван Дмитриевич на
ходу раскрыл тетрадь с кулинарными рецептами. Прочел про рыбный пирог, про
кулебяку с грибами, громко забурчало в пустых кишках. Вот сволочь! Он кинул
тетрадку в камин.
- Через два часа я жду известия, - напомнил Кобенцель, пожимая ему руку.
Но Левицкий наслаждался тем, что на равных беседует с Иваном