- Ангел...
   Маша охнула, атеист Кунгурцев и доктор понимающе переглянулись, Кобенцель
отошел от  дивана,  массируя  себе  виски,  а  Иван  Дмитриевич  метнулся  в
прихожую,  выскочил  на  площадку,  где  при  его  появлении  разом  смолкли
возбужденные голоса. Тут же к нему подбежали Сопов и  Сыч,  три  пары  сапог
загремели вниз по лестнице.
   - Лекок-то наш! - подмигнул жене Кунгурцев. - Боюсь, на этом его  карьера
будет закончена.
   Он посмотрел на Хотека. Тот лежал неподвижно, безучастный ко всему, и  по
лицу его скорее можно было предположить, что он повстречался с дьяволом.
   - Почему до сих пор нет никого из официальных лиц? - спросил Кобенцель.
   Кунгурцев развел руками:
   - Сам не знаю.
   - Что происходит? Вы можете мне объяснить?  Где  я  нахожусь?  В  столице
дружественного государства или во вражеском лагере? - кричал Кобенцель.
   - Сейчас все приедут, - успокаивал его доктор. - Не волнуйтесь.
   Кунгурцев снял с вешалки студенческую шинель, принес Никольскому:
   - Одевайся и ступай домой.
   - Ни в коем случае, - твердо сказала Маша. - Петя останется у нас.
   - Ты, голубушка, отдаешь себе отчет, чем грозит нам присутствие человека,
подозреваемого в убийстве австрийского военного атташе? Пусть уходит сию  же
минуту!
   - Через мой труп, - сказала Маша.
   Никольский молчал. Ему было все равно. Он потихоньку выпил уже полбутылки
кагора, откупоренного для Хотека, но ничего не помогало  -  мертвая  голова,
которую он украл в анатомическом  театре  и  выбросил  возле  трактира  "Три
великана",  смотрела  на  него  из  заоконных  сумерек   своими   выжженными
формалином глазами. Некуда было бежать от этого взгляда.
   2
   Пролетку оставили за углом, извозчика отпустили. Подсаживая  друг  друга,
Иван Дмитриевич, Сопов и Сыч перелезли через забор,  огораживающий  владения
преображенцев, и,  невидимые  со  стороны  Миллионной,  мимо  казарм,  вдоль
пустынного еще плаца, где ясно белели наведенные известью линейки,  побежали
к  воротам.  Отсюда  хорошо  просматривалась  вся  улица  перед  домом   фон
Аренсберга. С разгону Сыч рванулся было дальше, но Иван  Дмитриевич  удержал
его за шиворот:
   - Куда?
   Теперь нужно было стоять и ждать, когда появится человек, взявший ключ от
сундука. Если взял, значит, знает, что и где можно открыть  этим  ключом.  В
дом лучше не входить. Вдруг он уже там и сиганет через одно из окон во двор?
А так выйдет обратно тем же путем, что и вошел.
   Это его слова подслушал трактирщик, подаривший Ивану Дмитриевичу  склянку
с  солеными  груздями.  "Каюк  твоему  князю,  -  прошептал  этот   человек,
склонившись к собеседнику, знающему про сундук, про сонетку,  про  скрипучие
двери. - Каюк ему, если  не  скажет,  где  ключ..."  Вторую  половину  фразы
трактирщик не расслышал и решил, что фон Аренсберг уже убит.
   - Эх, ни сабельки нет, ни револьвера! - беспокоился Сыч.
   Ни он, ни Сопов не знали, кого они тут караулят, но спрашивать не  смели.
Сыч один раз уже поинтересовался и  получил  окончательный  ответ:  "Придет,
увидишь..."