- Что ты видела? - тихо спросил Пупырь.
Она смахнула слезы и с наслаждением плюнула в мерзкую харю, одновременно
вцепившись ему в волосы и крича:
- Вот он! Держите его!
Пупырь отодрал ее руку вместе с клоком своих волос, но зажать рот не
сумел.
- Люди добрые! - уворачиваясь, легко и радостно кричала Глаша. - Он
здесь!
Правой рукой Пупырь обхватил ее поперек живота, левой жестоко смял губы,
поднял и потащил к черному ходу.
В третьем этаже скрипнула оконная рама, свесилась над карнизом чья-то
лысина.
Глаша отбивалась, рвала с шинели воротник, царапала Пупырю шею,
надсаживалась криком, который ей самой казался пронзительным, а на деле
превратился в хриплое бессильное мычание. Пупырь сволок ее по лестнице,
ведущей в подвал, и, как куль, стряхнул на каменные ступени. Она ударилась о
стену, всхлипнула и затихла. Во дворе тоже пока что было тихо.
Прислушавшись, Пупырь бросился вниз, к тайнику среди поленниц. Вначале
достал роскошный кожаный баул, припасенный для путешествия в Ригу, затем
раскидал дрова, выгреб коробку с деньгами, кольцами, сережками и нательными
крестами, сунул ее в баул и туда же, подумав, запихал две собольи шапки.
Сверху кинул тетрадку с кулинарными рецептами для будущего трактира.
Остальное добро приходилось оставлять здесь. Глашка, если очухается, еще и
спасибо скажет.
Он защелкнул замок, и даже сейчас этот бодрый, веселый щелчок, с которым
заходили друг за друга стальные рожки на бауле, сладко отдался в сердце
обещанием иной жизни. Захотелось щелкнуть еще разик, но не стал, конечно.
Побежал обратно к лестнице и увидел, что Глаша, пошатываясь, уже стоит
наверху, пытается открыть дверь.
Гирька настигла ее у порога, угодила в самый висок. Она осела на ступени
и сквозь последнюю боль увидела: едет, едет к ней на своей бочке Семен
Иванович, водовоз, добрый человек и вдовец.
Оторвавшись от тетради, Сафонов спросил:
- Фамилия этой прачки была, случайно, не Григорьева?
- Откуда вы знаете? - поразился Иван Дмитриевич.
- И жила она в Рузовской улице?
- Совершенно верно. Как вы узнали?
- Сами догадайтесь, - предложил Сафонов, посмеиваясь.
- Ума не приложу. Конечно, про нее писали в газетах, но неужели с тех пор
у вас в памяти осталась и фамилия убитой, и улица? Вы же тогда были совсем
ребенок.
- Гимназист последнего класса, - уточнил Сафонов. - Газет, впрочем, я в
то время не читал, зато сегодня за обедом прочел поглавный план ваших
записок с главой "Зверское убийство на Рузовской улице". Вы пояснили, что
речь идет о прачке Григорьевой.
- Да-да, - вспомнил Иван Дмитриевич, - но по ходу рассказа я решил
описать ее смерть не в отдельной главе, а в связи с убийством фон
Аренсберга. Так будет правильнее. Сами посудите, ну кому интересна какая-то
там прачка? Зато если вплести ее, бедную, в какую-нибудь политическую