Нужно спешить. Константинов сообщил, что сегодня  утром  "Триумф  Венеры"
отплывает на родину. Об этом ему сказали портовые грузчики.
   От тряски едва не стукаясь головой о потолок, болтаясь между Шуваловым  и
его адъютантом, Певцов излагал им свои соображения: он пришел к выводу,  что
убийцам помогал кто-то из русских социалистов. Бакунин, тот ведь якшался и с
Мадзини, и с карбонарскими вентами на юге Италии,  а  к  австрийцам  у  него
давний счет - сиживал у них в тюрьме. Не он ли подбил  итальянцев  отомстить
фон Аренсбергу? Решил использовать их чувства, чтобы убийством  иностранного
дипломата вызвать брожение в обществе.  Дрожжи  у  него  всегда  наготове  -
разбойный элемент. В Париже  вон  что  творится!  Коммуна!  Почему  бы  и  в
Петербурге не устроить?
   - Странно все же, что итальянцы, - сказал адъютант.  -  Видал  я  их  под
Севастополем. Юнкер еще был. В бою хлипкие, но голосистые, черти! Ох и пели!
Ночью, бывало, подползу к ихним траншеям и слушаю.  Лежу  в  траве,  корочку
грызу. Вместо соли порохом присыплю и  жую,  слушаю,  как  поют.  Надо  мной
звезды. Проще простого пулю схлопотать, а я лежу,  дурак.  Нынче  бы  уж  не
полез...
   Певцов, перебивая, рассуждал дальше: несомненно,  карбонарии  прибегли  к
помощи питерских уголовных. Иначе у них  вряд  ли  бы  что  вышло.  В  чужом
городе, не зная языка... Но и каторжники, понятно, по-итальянски  ни  слова.
Следовательно, был посредник. Русский или поляк. Может быть, еврей.
   - Я думаю, это эмигрант, который нанялся матросом на "Триумф  Венеры",  -
сказал Певцов. - Он-то и сидел в трактире "Америка".
   - Почему вы так думаете? - спросил Шувалов.
   - Известно, ваше сиятельство, итальянцы считают  месть  делом  священным.
Убить - да. Пусть из-за угла или  ночью  в  постели  -  пожалуйста,  сколько
угодно. Благородству не  помеха.  В  этом  отношении  они  напоминают  наших
кавказских  горцев.  Но  ограбить,  это  уж,  простите,  из  другой   оперы.
Наполеондоры прикарманили их сообщники. Кстати, найденная  на  окне  косушка
из-под водки свидетельствует в пользу этой версии.  Итальянцы  предпочли  бы
вино.
   В паузе адъютант попытался продолжить свой рассказ:
   - Но они, знаете, на песню тоже падкие...
   - Да не лезьте вы! - Певцов толкнул его локтем в бок. -  Просто  счастье,
ваше сиятельство, что этот  малый  с  подбитым  глазом,  путилинский  шпион,
принес  монеты  нам,  а  не  своему  начальнику.  Тот   бы   стал   хитрить,
выгадывать... Вы уже решили, как с ним поступить?
   - С кем?
   - С Путилиным.  Не  пойму  только,  ненормальный  он  или  прикидывается?
Огульно обвинить в убийстве австрийского посла!
   - Вначале, ротмистр, я должен решить, как мы  будем  оправдываться  перед
Хотеком.
   - Очень просто, - сказал Певцов. - Арестуем Путилина или выгоним  его  со
службы. Вот вам и оправдание.
   - Под Севастополем, говорю, было дело, - встрял-таки адъютант.  -  Как-то
ротный наш приказывает: а ну,  ребята,  заводи  "Ноченьку",  да  подушевнее!
Такой подлец. Сам взял  винтовку  и  к  брустверу.  Я  с  ним.  Запели  наши
солдатики, аж слезу жмет. Глядим, итальянцы уже из траншей высовываются, как
суслики. Слушают. Ротный мне шепчет: стреляй, стреляй! Сам - бац, и  снял  у
них офицера. А я не могу. Рука не подымается.