обещали. Не помните?
   - Я все помню. Давай сюда.
   - Которую?
   - Обе.
   Вздохнув, Константинов  достал  наполеондоры:  один  полновесный,  другой
потоньше, с истертым профилем. Даты чеканки на них  стояли  разные.  Первый,
найденный  под  княжеской  кроватью,  выбит  был  во  время  Севастопольской
обороны, но выглядел как новенький. Второй отчеканили в позапрошлом году,  а
он уже затерся, износился. Почему эти монеты лежали у князя  не  в  сундуке?
Получил ли он их  от  кого-то  или  кому-то  хотел  отдать,  раз  положил  в
туалетный столик? И почему все-таки револьвер лежал там же?
   Иван Дмитриевич позвенел наполеондорами, задумчиво  побросал  на  ладони.
Наконец решился. Возвращая их Константинову, приказал:
   - Ступай в дом, покажи графу Шувалову. Чего мне сейчас  рассказал,  то  и
ему. Слово в слово. А что меня встретил, не говори.
   Сыч с грустью слушал своего начальника. Нет,  не  бывать  ему  доверенным
агентом.  Ведь  не  его  отправляют   с   докладом   к   Шувалову.   Значит,
константиновская новость поважнее будет.
   Но Константинов ничуть не обрадовался.
   - Да как же так, Иван Дмитриевич! - поразился он. - Зачем это? На что  им
отдавать, дармоедам? Сами управимся. Кликнем наших ребятишек...
   - Ступай, - повторил Иван Дмитриевич.
   - Не пойду, - плачущим голосом сказал Константинов. - Бейте, что  хотите,
со мной делайте, не пойду!
   Иван Дмитриевич молча  развернул  его  к  себе  спиной  и  слегка  поддал
коленкой, выводя на указанный маршрут.
   Константинов побрел, куда было велено, бормоча:
   - Им теперь наградные, им все. А нам? Бегаешь целый день, как собака...
   Иван Дмитриевич подождал, пока он взойдет на  крыльцо,  затем  отошел  за
угол, чтобы не видно было со стороны дома фон Аренсберга. Здесь он  развязал
мешочек. Бутербродов оказалось три,  все  с  нежирным  чухонским  сыром.  Он
поделил их почти поровну: два взял  себе,  один  отдал  Сычу.  Откусил  и  с
нетерпением стал ждать дальнейших  событий,  убеждая  сам  себя,  что  много
времени это не отнимет.
   Ветер начал стихать, слышнее стало, как шумит вдали разгулявшаяся Нева.
   Получив бутерброд, Сыч немедленно забыл о том, что Иван Дмитриевич  гонял
его до Воскресенской церкви в одной рубахе. Не было на него  никакой  обиды.
Ну и что, что к жандармам послали Константинова? Зато хлеб с сыром - вот он!
А уж Иван Дмитриевич зря не  даст,  не-ет...  Сыч  бережно,  как  величайшую
драгоценность, держал бутерброд на ладони и не смел  поднести  его  ко  рту.
Сердце пело: заслужил, заслужил!
   - Ешь, - сказал Иван Дмитриевич. - Чего смотришь!
   Сыч откусил и восхитился:
   - Мед, не сыр! Прямо на языке тает.
   - Не слишком постный?
   - Кто вам, Иван Дмитрич, такое скажет, вы ему не верьте.
   Помолчали, потом Сыч спросил:
   - А чего мы стоим здесь, Иван Дмитрич? Ждем кого?
   Ответа не последовало, и он, испугавшись, что сунулся, куда  не  положено
агентам, даже почти доверенным, решил завести сторонний разговор: