Сейчас же, когда инфляция лезет изо всех углов, а цены подскочили, как прыщ,
за один день, то на многие семьи даже среднего достатка легла тень уныния  и
кошмара. Женщины могли бы торговать красотой, да  сложно  продать  то,  чего
нет. Потеряла смысл дружеская беседа, любовь стала напрасной гостьей в  этом
мире, в этом говне дней. И в данной ситуации, когда всему - конец,  я  очень
рассчитывал на Хереса де  Хирагаяму.  Он  оставался  для  меня  чуть  ли  не
единственным маяком надежды.
   Крамаренко восторгался романом, который мы станем переводить. "Да Херес -
это сюжет с большой буквы,  -  кричал  он,  -  а  интрига-то,  интрига,  что
наливное яблоко в валютной лавке! Ты только представь - некая планета Йух  в
хер знает какой далекой галактике, а там, - Крамаренко перешел  на  шепот  и
таинственно оглянулся, - принцесса! В разгаре межпланетная война и на бедную
планету сыпятся стаи врагов. Но Йух  стоит  непоколебимо.  И  тогда  главарь
врагов похищает на драконе мать принцессы..."
   Ребятишки, напротив, все так же безнадежно мучились с кошками. Ни те,  ни
другие даже не предполагали печальный итог. Кстати, в  России  не  умеют  не
только порядочно повесить - вот и снова сорвалась очередная кошка,  треснула
ветка на кусте, ребенок остается с искусанным пальцем, но довольный,  потому
что мама зовет его ужинать, - но и посрать, но об этом я  узнаю  значительно
позже, когда меня, как водится, схватит перед самым убийством.
   Я рассказал Крамаренко про старуху, когда он умолк насчет Хереса. И не то
чтобы рассказал, а так - слегка поделился, и не то чтобы про старуху, а  моя
будущая роль вообще осталась за кадром. Но Крамаренко тут же замахал руками,
мол, не надо никаких старух и звуков, Херес - вот наш удел  и  участь  наша!
Русский читатель, особенно когда для него кончено все, без Хереса  совсем  с
ума сойдет!
   Я стал переводить Хереса - издательство поторапливало,  русский  читатель
стучался в дверь. Но работа шла туго, все мысли были только о собаке.  Разве
я какая бесчувственная скотина, чтобы забыть ту осеннюю ночь, полную  темной
печали,  а  сосед-неврастеник  устроил  ремонт,  под  окнами   к   тому   же
сигнализация выла у машин,  я  впервые  подумал  о  том,  что  пора  бы  уже
кого-нибудь и убить, и  тогда  собака  сама  подошла  ко  мне,  сочувственно
облизала всего и успокоила. Правда, в ту ночь еще не было  кончено  все,  но
зато стало понятно, что скоро будет, никуда не денется.
   Не получался Херес, сердце и душа отказывались от  него,  сердце  и  душа
были заняты другим - они окончательно возненавидели блядей! Потому что бляди
часто, пользуясь  нашим  тяжелым  положением,  уводили  любимых  собак,  как
жеребят - конокрады.
   Звук совершенно теперь обнаглел, стал меняться  по  тембрам.  Иногда  был
такой бас, прямо Шаляпин Мефистофеля ревет, все  дрожит,  укрыться  от  него
некуда, а когда звучал скромно и нежно, но со знанием  своего  дела,  как  и
положено настоящему артисту. Никаких доводов звук больше не признавал,  гнал
и гнал меня в магазин.
   Там я всегда стоял в очереди сзади старухи,  только  она  покупала  самое
вкусное, а я просто стоял, стараясь коснуться ее, как в школе девочек, якобы
случайно, а на самом деле - закономерно. Я пытался постичь сквозь складки  и
пуговицы нескончаемых старухиных вещей анатомию русского  убийства  В  целях
маскировки мне даже пришлось выдавать себя за  геронтофила,  но  совсем  еще
неопытного и безобидного, геронтофила-сосунка и любителя.
   Время подгоняло. Там, в магазине, и  рядом  с  ним,  я  понял,  что  надо