поймет - в старости открываются какие-то новые перспективы. Юноши будут
спрашивать у меня совета в отношении литературы и вообще, а девушки - по
поводу юношей и литературы. Я буду часто ходить в церковь. Буду регулярно
читать газеты и серьезно относиться к политике. Напишу книгу о звездах
спорта. О Павле Буре. Или о Сергее Бубке. И книгу о звездах эстрады, -
например, о Филиппе Киркорове. Сейчас они знаки нестабильности. Потом
появятся новые знаки новой нестабильности, а эти знаки исчезнут. В моей
старости эти знаки никто не помнит. Но к моей старости они для новой
социальной ситуации станут уже знаками стабильности. Поэтому мои ровесники
их еще помнят и будут мне благодарны за воспоминания о знаках стабильности.
За мои книги о звездах эстрады и спорта ровесники простят мне мои предыдущие
книги. Ровесники не простят мне мои предыдущие книги. Но они решат, что свои
предыдущие книги я написал как черновик к моим последующим в старости книгам
о звездах эстрады и спорта. Без тех книг, которые они не простят, не было бы
тех книг, за которые они теперь мне благодарны.
В старости я от счастья женюсь на ровеснице и мы с ней ворчим на все, что
видим вокруг. Она мне подарит на день рождения аппарат для измерения
давления. Я ей подарю на день рождения ящик китайских быстрорастворимых
макарон. Мы обсуждаем прибавку к пенсии и эстрадные концерты по телевидению,
а в ближайшее воскресенье собираемся ехать гулять в Битцу или в Измайлово, а
может, в какой еще другой лесопарк.
Сейчас я не встречаю Новый год. Сейчас я встречаю Новый год, но делаю это
слишком поверхностно. Я его почти не замечаю. В старости я его все-таки
замечу и встречу его уже серьезно. Я буду заранее готовить елку, слушать
каждое слово новогоднего обращения Президента, а потом до самого утра
смотреть новогодние шоу по телевизору и сентиментально относиться к
новогодним поздравлениям ровесников. Все новогоднее станет мне близким и
понятным. Сейчас мне абсолютно по хую все, так или иначе связанное с Новым
годом. Сейчас я не понимаю, зачем меня поздравляют с Новым годом. А в
старости я обижусь, если меня кто не поздравит с Новым годом. Под Новый год
меня покажут по телевизору, и я пожелаю всем счастья от имени счастливой
старости.
Счастье сделает свое дело; в старости я уже не буду так привередлив к
шампуням и одеколонам. Сейчас я тщательно выбираю шампуни и одеколоны. В
старости будет все иначе: есть чем помыть голову - и хорошо! Есть чем
сполоснуть поры кожи лица после бритья - и хуй с ним! Счастье сделает меня в
старости равнодушным к качеству шампуней и одеколонов.
Там же, в старости, я спокойно прочитаю Канта, Ницше и любых других
немецких философов. Сейчас я их тоже читаю. Но у меня вызывают раздражение
плохие переводы! А в старости плохие переводы раздражать уже не будут.
Счастливая старость снимет раздражение от плохих переводов Канта, Ницше и
всех других немецких философов.
В старости я уже не пью, как сейчас. Сейчас я тоже не пью. Но иногда у
меня бывают истерики, связаннные с ненавистью к себе, к русской литературе,
к России, к Москве и вообще к людям. Это энергетика не находит себе выхода,
и тогда я делаю вид,что пью, и объясняюсь в любви к незнакомым прыщавым
блядям. Тогда окружающим становится за меня стыдно, а я теряю ориентировку в
пространстве. В старости окружающим не будет за меня стыдно, - мне уже не
придется делать вид, что я пью, так как пропадет энергетика, которая
возбуждает ненависть, которая является почвой для истерик, за которую потом