весь вышел. Да и не было до Дзержинского больших писателей - до Дзержинского
ничего интересного быть не могло. "Пусть Чехов и  не  большой  писатель,  но
ведь талантливый! А лучше "Дяди Вани" пьесы нет!" - упорно настаивала она.
   В первый и последний раз я облил жену бензином. Потом два месяца пришлось
заниматься онанизмом; удовольствие ниже среднего, но жена не  подпускала,  и
бензин выветривался. Это был  единственный  всплеск  бензина,  но  последний
Чехова и онанизма. Больше их в доме не было.
   После символического удара слон вспомнил наконец о своих  обязанностях  и
цели привода. Он подошел и ласково склонился  над  девочкой.  Та  неуверенно
подергала его за хобот, а потом - за  член,  за  этот  неуклюжий,  не  очень
большой, довольно грязный, но  такой  притягательный  для  ребенка  слоновий
член.
   Девочка улыбнулась. Слон тоже был доволен.
   С тех пор она дергала слона за член по несколько раз в день. И чем больше
дергала, тем лучше себя чувствовала. Выздоравливала!
   Наступили дни тихого семейного счастья. Жена была права: не  надо  блядь.
Ну ее в пизду с ее прятками и хороводами! Слон - лучше!
   Мир теперь казался мне простым, ясным, добрым и понятным, а не как прежде
- мерзлым полем. Даже с рекламой, с этой пресловутой рекламой  на  продажном
русском  телевидении  слон  смог  меня  примирить.  "МММ",  "Альфа"-банк   и
"Стиморол" - хуйня" - был уверен я до слона. Но слон смотрел на рекламу  так
доверчиво, так пронзительно, так жалобно, так не отрываясь, что и я  поверил
- "МММ", "Альфа"-банк и "Стиморол" совсем не хуйня, а нужные  и  необходимые
людям и слонам вещи; у людей и слонов эти вещи отнимать нельзя.
   Вечерами я читал или делал вид, что читал. Выздоравливающая девочка, слон
и жена резвились у меня в ногах.
   Слон! Милый слон! Он заменил  нам  собаку  -  лизался  и  немного  нюхал.
Девочка повязывала ему бантик и учила гавкать.
   Удавались слону и некоторые ученые штуки. С похмелья  он  теперь  подавал
мне рюмку водки. Потом, когда жена мыла  девочку,  он  вытирал  чистое  тело
полотенцем и вешал выстиранное белье.
   Узнав, что слон сожрал всего Толстого, в гости пришел русский писатель  -
настоящий и известный. Конечно, так настоящий известный русский писатель хуй
когда в гости без повода придет!
   Прямо с порога русский писатель отвратительно напился и стал кричать, что
до того, как слон сожрал всего Толстого, русский писатель считал,  что  слон
по сравнению с русским писателем полное ничтожество и поэтому должен  стоять
перед русским писателем по стойке "смирно", не мигать и смотреть в  рот.  Но
теперь русский писатель понял, что он сам  по  сравнению  со  слоном  полное
ничтожество, и это он должен стоять перед  слоном  по  стойке  "смирно",  не
мигая и смотря в рот. Ведь это  слон  сделал  то,  что  обязан  был  сделать
русский писатель, - сожрал всего Толстого (Толстого! Всего!). Это не вкусно,
но это необходимо. Вдруг, неожиданно, хуй  знает  с  чего  русский  писатель
опустился перед слоном на колени, поцеловал ему ступни и вытер ему  анус.  И
не так, как  обычно  вытирает  себе  русский  писатель  анус  -  пальцем,  а
салфеткой! Русский писатель  даже  пытался  в  знак  особой  признательности
поцеловать слону хуй, но был уже настолько чудовищно пьяный, что даже  чисто
теоретически не  был  способен  поцеловать  слону  хуй.  Не  нашел.  Русский
писатель и на менее сложные операции не способен, а такая ему и вовсе не под
силу.