Достоевский снова хмыкнул.
   На Достоевского было приятно посмотреть. Достоевский был в хорошей форме;
молодой и подтянутый. Кажется, это  был  Достоевский  еще  даже  до  тюрьмы.
Тургенева я не разглядел, а возраст Толстого определить было сложно.
   Конференция началась На наш сайт стали приходить вопросы и просто реплики
пользователей Интернета.
 
   Лев Николаевич, я - блядь. Но я воскресла. Спасибо.
   Федор Михайлович, и я блядь тоже. Я во всем  старалась  быть  похожей  на
Настасью Филипповну. Два  дня  назад  меня  ебали  таджики  и  дали  за  это
сутенерам деньги, а я деньги сожгла, словно я теперь такая  же  гордая,  как
Ваша  Настасья  Филипповна.  Меня  сильно  побили.  Дважды.  Сначала  побили
таджики. Таджики обиделись, что я сожгла их деньги. Таджики  решили,  что  я
сожгла деньги, так как презираю таджиков. Сутенеры  обиделись  еще  сильнее,
чем таджики, и еще сильнее побили. Теперь мне совсем плохо. Я даже на  улицу
выйти не могу! Ведь сутенеры меня не только побили, но и побрили тоже, чтобы
другие бляди получили наглядный пример не стремиться быть  похожей  на  Вашу
Настасью Филипповну.  Будьте  Вы  прокляты,  Федор  Михайлович!  И  Настасья
Филипповна Ваша тоже! Блядь - она и есть блядь, и нечего тут выебываться.
 
   - Вот, Федор Михайлович, до чего Вы довели несчастную душу! -  воскликнул
Тургенев. - Несчастная душа потеряла из-за  Вас  последние  остатки  веры  в
добро!
   - Вы не понимаете, Иван Сергеевич! - горячо возразил Достоевский. -  Если
у несчастного создания, находящегося на самом глубочайшем дне  человеческого
падения, хоть на самый короткий миг проснулись светлые начала,  то,  значит,
есть надежда, что когда-нибудь они проснутся обязательно снова, и тогда  она
воскреснет  окончательно,  как  предыдущая  блядь   после   прочтения   Льва
Николаевича.
   На сайт пришло только одно слово.
 
   Говно!
 
   - А это, Игорь Геннадиевич, уже к Вам, - хмыкнул Толстой.
   Я был абсолютно уверен, что это совсем не ко мне, а к самому Толстому, но
промолчал.
   Неожиданно меня поддержал Достоевский.
   - А почему Вы так безапелляционно уверены,  Лев  Николаевич,  что  это  к
Игорю Геннадиевичу? - звонким голосом кастрата спросил Достоевский.
   - А потому, что Игорь Геннадиевич все время пишет  только  про  говно!  -
тоже звонким голосом ответил Толстой.
   - А Вы, Лев Николаевич, сами разве пишете все время не про говно?  -  еще
более звонким голосом спросил Достовеский.
   Активность читателей росла.
 
   Мы Вас любим! Да здравствует русская литература!
   Все вы бесы и сексуальные извращенцы.
   Иван Сергеевич, я недавно утопил свою собаку. Утопил случайно.  Она  даже
больше сама утонула, чем я ее утопил. Но  все  равно  очень  неприятно.  Что
делать?