Меня позвали на детский день рождения. Есть такой обычай в московских
семьях - пить по детскому случаю. Сначала все как бы поздравляют ребенка,
суют ему в зубы шоколадку, затем ребенок посылается к черту спать, а
взрослые спокойно напиваются. На все притязания ребенка, что вот сегодня,
раз праздник-то, можно и подольше не поспать, взрослые суки смеются! Жалко
ребенка! А ЮНЕСКО, как всегда, прав - русские дети отвратительны, но русские
взрослые еще хуже. Пора давить русских взрослых во имя взрослых детей.
Петя не был сыном хозяев, Петя был соседский мальчик.
Он только что перешел в старшую группу детского сада, поэтому отличался
умом, точным глазом и блестящим знанием жизни. Что с тобой, Петя, было до
этого, что будет потом - не знаю и знать не хочу, слава Богу, ты мне
достался в самый пик своего расцвета.
Так повелось в России, что слишком тонка грань, отличающая педофила от
непедофила. Вроде еще вчера тебя интересуют только женщины и лошади, ну еще
кони, а сегодня тебе абсолютно все равно, что женщины, что лошади, что кони
- сегодня тебе нужен только Петя, и ты уже не спишь по ночам, вспоминая, как
он грохнулся на пол и порвал новый японский комбинезончик.
Петя мне понравился сразу. Одна потрескавшаяся кожа на носу дорогого
стоила плюс невыразимая тоска в глазах от сложности бытия. Худенький был
Петя, грациозный - не то что некоторые! К тому же он чем-то неумолимо
напоминал знаменитого эпилептика царевича Дмитрия, погибшего совсем молодым.
Среагировав на Петю, я тут же поправил ему выбившуюся из-под комбинезона
рубашку и отнял у хозяйского сына все подаренные шоколадки - тоже ради Пети.
Я рассказывал Пете разные смешные истории, например, о том, как падает
русский рубль, и из области культуры. В конце вечера я посадил Петю к себе
на колени и потрогал ему живот сквозь комбинезон.
Уже ближайшей ночью мне приснился Петя, и у меня свело яйца любовной
судорогой. "Какой член пропадет, - расстроился я, - силен, строен, весел,
милым домашним розыгрышам и шуткам также не чужд, - но тут же порадовался за
ребенка, - как повезло Пете!"
Жизнь в России - совершенно жуткое испытание. Тем более для нас, молодых
начинающих педофилов.
Ведь по отношению к нам, молодым, да еще в придачу и начинающим
педофилам, Россия всегда вела себя свиньей. Нас не жаловал царь, от нас
отворачивались Сенат и Верховный Совет. Особенно нам доставалось весной -
когда начинается круговорот пизды в природе. Но и осенью было не лучше - нас
за версту объезжали русские тройки, зимой же нас больше других терзали холод
и гололед, а летом комары и разбавленный квас. Словом, мы меньше остальных
защищены от всех превратностей русской жизни; именно нас сверх меры кусают
гадюки и осы бюрократии.
Но вся эта преамбула не означает, что я не стонал по ночам, когда мне
стало казаться, что Петя уже мой! Притом я совершенно не понимал, что такое
конкретно "мой" и как держать себя с ребенком. Нам, горячим и неопытным
педофилам, все нужно объяснить, все показать...
На первое свидание с Петей я принарядился, более того - я вырядился.
Черная кожаная куртка, любимая униформа московской шпаны, палевый спортивный
костюм - как к ним шли мои густые брови и слегка подправленные красным
карандашом губы! Ухватки педерастов я всегда презирал, но все-таки положение
обязывало.
Лопнуло первое свидание! Я всего лишь подглядывал за Петечкой - я не