1992
   Горбачев
   Я давно  хотел  с  ним  познакомиться,  но  суета,  меланхолия  и  другие
урбанистические фантазии постоянно нас  разводили.  Но  мы  мечтали  друг  о
друге, мы надеялись. И вот, наконец, на одно из тех  неуклюжих  сборищ  (ах,
где вы, тихие беседы у камина), которые я время от времени устраивал, его  и
привели. Я ничего не имел против людей, пускай собираются, но  чтобы  еду  и
кефир приносили сами, мы с женой  не  коровы,  чего  нас  доить...  "Он  сам
напросился", - шепнули мне.
   Вел он себя тихо, ни к кому не приставал да  и  еды  почти  не  коснулся,
скромный гость, хороший гость.  Вдруг  я  заметил,  когда  пошел  уже  общий
надрыв, что за столом его нет. Где же он? Не сбежал ли?  Оказывается,  мирно
дремал на унитазе, негромко посвистывая, словно он простой совсем и  никаких
таких известных дел за ним не числилось.  Я  отвел  его  на  диван,  одеялом
накрыл, рядом на стул поставил закуску  и  две  рюмки  водки,  чтобы  он  не
скучал, если проснется. Тут он и открыл глаза: "Нам надо  о  многом,  Игорь,
поговорить, но после, после, а сейчас я устал...".
   Я  вернулся  к  гостям,  которые  дружно  смотрели   телевизор.   "Совдеп
накрылся", радостно сообщили мне.
   Наконец-то! Давно пора! Но меня сейчас больше занимал Мишель,  отдыхающий
в темной комнате. И  меня  снова  неудержимо  потянуло  к  нему,  захотелось
плакать у него на груди и рассказывать, как я  любил  и  страдал,  как  меня
любили и страдали, и чем все это кончилось, как бывает хорошо  иной  раз  на
душе, а все остальное время - дерьмо в квадрате. Я понял, что мы нашли  друг
друга, но еще боимся признаться, но признаемся  сразу,  когда  будем  только
вдвоем.
   Гости не спеша стали расходиться, и только один уверенно и долго блевал в
туалете, явно  стараясь  растянуть  удовольствие.  "Ну  что,  полегче  тебе,
маленький блевун?" - спросил я, когда он вышел. Я был  груб,  но  не  просто
так, а все потому, что торопился на свидание с Мишелем.
   Жена возилась с ребенком.
   Я вошел к нему; он уже не спал, он сидел.
   Я тоже присел. Вроде бы теперь нам никто не мешал.
   Но что греха таить, все-таки я его боялся и долго не решался  заговорить:
Мишель как-никак!
   Он сам помог мне.
   - Ты веришь в судьбу? - Мишель подмигнул. - Иду  я  здесь,  а  навстречу,
блядь такая, кошка. Я  и  так,  и  по-другому,  но  успела  все-таки  дорогу
перебежать, манда с ушами. И, представь, через час я потерял спички. Ну  как
после такого не верить в судьбу?!
   Я растерялся. Если наша встреча  и  дальше  так  пойдет,  то  не  то  что
признания не будет, но в конце он меня вообще духовно удавит.
   Мишель задумался. На всякий случай я пересел подальше.
   Вечерело или рассветало, не знаю,  московское  время  загадочно.  К  дому
подъехал мусоросборник и стал разворачиваться. И без того нервы на  пределе,
а тут еще татарин на проклятой машине издает дикие звуки, один  инфернальнее
другого. Я решил теперь весь мусор дома сжигать в пепельнице, а  сборщику  я
больше ничего не отдам!
   - Хорошо, попробуем иначе, - Мишель снова подмигнул мне. - Скажи, Игорек,
ты любишь кататься с горы на санках с воплями?