Ирину Павловну, ее журнал, нашу юность, устремился вперед за цыганской
пиздой. Так надо. А тебе, Ирина, больше не почувствовать моей спермы. Я ушел
другой дорогой. Меня поманила неверная цыганская звезда пизды. Я слишком
долго блуждал в потемках, чтобы теперь не раствориться под светом ее лучей и
в отблесках ее костра.
Она (судьба) настигла меня. И цыганка и я молчали; а когда судьба - не
разговаривают, когда судьба - ебутся.
Случайно я посмотрел за ее спину и чуть не упал. От ужаса. Лучше бы я
туда не заглядывал! Ведь обычно говно лежит в унитазе скромной кучей
где-нибудь по центру. Это же нагло висело сталактитами по краям, как древние
минералы в подземной пещере, найденной рыцарями спелеологии.
Экзамен на говно предстояло выдержать мне. Говно бывает разное, бывает
такое, которое съедает нас, но бывает и другое - его можно преодолеть. В
крайнем случае, с ним можно жить дальше. Лирическое отступление про говно
закончено, наши гениталии обнялись и переплелись.
Сперва я стеснялся: цыганская дыра не так проста, к тому же говно меня
здорово напугало. Но потом мой член поехал легко, как кибитка с хорошими
лошадьми - только вчера всем табором крали, - по укатанному веками тракту.
Но меня мало беспокоили темные дела таборных королей. Да, мы - племя
конокрадов, зато мы умеем отдаваться над говном, которое сталактитами лежит,
хорошему человеку. Я все глубже и глубже проваливался в цыганскую дыру.
Если без эмоций, она так же фальшива, как и цыганская песня. Ярко светит,
мягко стелет да вся покрыта курчавыми рыжими волосами, которые троекратно
обматываются вокруг члена. Но я не собираюсь, мои красивые, описывать эту
дыру. Время описаний уже ушло или еще не настало, плюс все описания такого
рода не в ее пользу - они протокольны до тошноты, прямолинейны, грешат
опечатками, суетятся и в итоге не дают о ней точного представления. К тому
же описатели быстро переходят на себя. Так-то. И вины описателей здесь нет.
Можно ли описать звезду или костер? Нет. То-то. Через костер можно только
прыгать. Или отойти от него подальше, предварительно согревшись.
Сословные предрассудки сильны - цыганок всегда боялись, и не зря, они
способны стать к говну лицом ради любви. Вот и я, забыв обо всем, попав в
плен цыганской пизды, плыл. Степь, воздух, звезды, воля окружали меня - и я,
и я тоже среди вас! Цыганка поводила плечами и стонала, страсть овладела
нами, страсть, еб твою мать! Я, обычно такой пристрастный к каждой мелочи,
даже не обращал внимания на неспущенное говно - оно жалко болталось там,
внизу, некогда было, у меня появилась масса дел: надо было удавить
крестьянских овец скрипичной струной, поджечь две скирды соломы, догнать
соперника, вставить в него нож и покрутить нож в нем немного. А потом скорей
в свою кибитку, кнутом ошпарить лошадей и дальше в степь, не отставая от
табора. И все это со своей цыганкой, из-за которой, падлы, только что
навсегда пострадал невинный соперник. Кибитка скрылась за поворотом, я
кончил. Сквозь туалетное окошко светила одинокая звезда. Отныне моя душа и
эта звезда стали как брат и сестра. Более того, душа моя теперь была
опекаема звездой.
Говно дымилось. Неправда, это из моей души выходил пар, душа очищалась,
освобождалась и готовилась жить дальше.
Цыганки - мастерицы развлекать. "Хочешь, я тебе погадаю по говну, -
предложила она, - есть интересные переплетения судьбы". Я отказался, но не
надо, мои милые, попрекать меня. Просто я и хирологию никогда не ценил.