Замеченный мною ранее цыганский мальчик неожиданно присел за наш  столик:
цыганские мальчики, как правило, непредсказуемы. Несколько минут  он  слушал
наш разговор, потом задремал.  Вдруг  он  очнулся  и  без  всякого  перехода
спросил про постмодернизм. "Это такие широкие семейные трусы",  -  закричали
мы с Ирой в один голос. Она даже попыталась достать мальчика каблуком.
   "О чем будет журнал?" - я погладил мальчика.  Ирина  Павловна  заговорила
горячо и быстро, как тогда, когда мы были совсем юные, первая любовь,  слава
Богу, уже позади, и она протягивала ко мне губки, за которыми  пряталась,  -
не надо! Только не это! - безнадежная русская правда.  "Это  будет  даже  не
журнал, -  Ирина,  перегнувшись  через  столик,  разгоралась,  -  это  будет
отмщение и всплеск! Это будет срез и  провокация,  большие  деньги  и  малая
кровь..."
   Я таял. Я тоже млел, еще бы - журнал! Искушение журналом сильнее золота и
власти, и будь я отшельником в аравийских пустынях, и если  бы  какой-нибудь
неизвестный, любого цвета и роста,  явившийся  с  небес  как  из-под  земли,
предложил мне издавать и редактировать журнал,  я  бы  клюнул  и  забыл  про
акриды, все это мелочи, тлен, суета,  только  журнал  имеет  смысл!  Я  тоже
разгорелся.
   - А главное, - воскликнула Ирина Павловна, схватив меня за горло, -  если
будет журнал, то многим сразу станет легче. Потому  что  мы  будем  печатать
рекламу.
   - Может быть, не стоит рекламу? - предложил я. Мне стало жалко искусство.
   - А что же тогда печатать? - удивилась Ирина Павловна. - Впрочем,  только
рекламу все равно не получится, - вздохнула она, - придется, так и быть, еще
искусство.
   Мальчик дернул меня за рукав и потащил из-за  стола.  Цыганские  мальчики
даже более сильны и жестоки, чем их мамы и сестры.
   Бизнесмены, суки, проститутки, болваны, твари  и  другие  жалкие  отродья
коммунизма окружали нас, но мальчик упрямо тянул меня к туалету.  "Наверное,
его послала цыганка", - догадался я. Какой прекрасный мальчик! Жалко, что он
так поздно родился. Родись он пораньше, мы бы с ним вместе ходили в разведку
и глотали по  ночам  запрещенные  книги.  Ничего,  когда  родился,  тогда  и
пригодился - так тоже хорошо, кто бы меня сейчас иначе к цыганке вел?
   - Журнал будет для богемы, - торопливо заговорила вслед Ирина Павловна, -
только для богемы. - Ирина словно покупала меня, - пусть она покажет все, на
что способна.
   - Если даже, - ответил я, - для  моего  огорода  будет  нужен  бесплатный
навоз, то все равно московская богема там срать не сядет.
   Мальчик довел меня, куда хотел. И отошел, но  не  исчез.  И  когда  я,  в
ожидании чуда, стоял перед дверью туалета, даром что  частный,  а  такой  же
грязный, оттуда вышел гардеробщик, типичный кабацкий бастард. В одной руке -
бутылка с водкой, в другой - тоже. Шла  напряженная  ночная  жизнь,  молодой
русский бизнес искал себе дорогу, днем гардеробщик водки не  продавал,  днем
он ее прятал под унитазом; зато ночью водка хорошо шла.
   И когда я наконец оказался  в  туалете,  она,  цыганка,  та,  что  юбками
кружила, уже ждала. Стояла она ко мне спиной, наклонясь, упираясь  руками  в
тот же самый злосчастный унитаз. Сочные зарубежные колготки, с  разводами  и
прибаутками, были спущены вниз, далеко, на самые щиколотки. Куда-то девались
юбки, но ожерелья и монисты звенели.
   Ситуация накалилась до предела. Костер запылал, звезда взошла. Я,  бросив