послала на хуй. Со Светланой поступила так же. Тяжело  пришлось  и  Лене,  и
Дуне, и Наташе. Аксинье тоже досталось. И это далеко не все! Это еще даже не
середина! С другими женщинами она обошлась не лучше. Список женщин  -  жертв
русской литературы - бесконечен. Хуже всего русская  литература  обошлась  с
двумя женщинами: с Россией и с русской душой. Этих двух  несчастных  русская
литература беспощадно наебала. С мужчинами русская литература  поступила  не
лучше. Но с  женщинами  она  поступила  совсем  плохо.  Русская  литература,
обращаясь с женщинами, словно забывала, что она  тоже  женщина;  по  крайней
мере, женского рода. Русская литература обращалась  с  женщинами  как  мужик
или, в самом лучшем случае,  как  лесбиянка-садистка!  И  теперь,  надеялась
Марина,  колесо  феминизма,  проехав  через  банк,  поедет  мстить   русской
литературе.  При  ограблении  банка   колесо   феминизма   получит   толчок,
необходимый для наезда на русскую литературу.
   К феминизму я отношусь скептически. К  феминизму  у  меня  слишком  много
претензий. Я однозначно не феминист. Феминизм меня раздражает не меньше, чем
балет, эстрада, политика или мужской шовинизм. Но когда я думаю, как русская
литература обошлась с попавшими в нее женщинами,  а  также  с  Россией  и  с
русской душой, - у меня тут  же  начинается  приступ  феминизма  и  я  сразу
феминист. Бескомпромиссный феминист! Феминист без пощады!  В  моменты  таких
приступов  я  выебу  любого,  кто  не  феминист!  Наверное,  поэтому  Марина
уговорила меня на ограбление банка.
   Я сам не заметил, как тоже  стал  относиться  к  этой  идее  серьезно.  Я
пропустил момент приступа феминизма, когда все решилось; между тем, когда  я
относился к ограблению как к шутке,  и  тем,  как  стал  к  нему  относиться
совершенно серьезно, не было дистанции. Решиться на  ограбление  -  потерять
невинность. Невинность была потеряна незаметно.  Это  случилось  в  приступе
феминизма. Невинность  ушла  через  едва  заметную  дырку  момента  приступа
феминизма.
   Про банки Марина мало что знала.  Не  знала,  в  общем,  ничего.  Про  их
ограбления - тоже. Она здесь больше рассчитывала на  меня.  Поэтому  я  стал
вспоминать, что же я знаю про банки и про их ограбления.
   Потерять  невинность  мало.  Нужны  еще   схемы   банка:   электричество,
сигнализация, канализация, шифры, коды и так далее.  И  еще  громкий  голос.
Громким голосом легче объяснить, что это ограбление и все, мол, суки, на хуй
на пол, а деньги в сумку или куда там их принято складывать при ограблении.
   Несмотря на отвращение к русской литературе, Марина  гордилась  тем,  что
она - тезка  Марины  Цветаевой.  Она  считала  Цветаеву  первой  официальной
русской феминисткой. Я предпочитал Марину Мнишек, - из  всех  Марин  русской
жизни мне она была наиболее близка. И, кстати, имела куда больше  прав,  чем
Цветаева, считаться первой официальной русской феминисткой.
   Цветаева - самое незащищенное место русской женщины. Я боялся, что Марина
пойдет на ограбление с Цветаевой.
   Марина не собиралась идти на ограбление банка с Цветаевой. Но и ничего не
планировала. "Ты - еврей, а значит - умный, - говорила Марина. - Ты  сам  во
всем разберешься". "Я еврей на самом низком уровне, - объяснял я  Марине.  -
Выше этого уровня  я  -  стандартное  русское  чудовище,  для  которого  все
еврейское - пустой набор звуков. Дальше я путаю синагогу с Сенегалом,  иврит
с домкратом, а Иерусалим с райисполкомом". Но Марину это мало  интересовало.
Впрочем, она заботилась о моем здоровье. Как раз бушевала эпидемия гриппа, и
врачи рекомендовали чеснок как лучшее  превентивное  средство.  Марина  была