попало. Она еще умудрялась шутить; она говорила, что играет в вождя  племени
говноедов.
   На четырнадцатый день Наташа разбила окно единственной оставшейся в  доме
книжкой японской поэзии со стихами в формате хокку и танка. Еще она заявила,
что во всем виноваты педерасты  и  Достоевский:  Достоевский  научил  Россию
страдать по поводу и без  повода.  Вот  Россия  теперь  и  страдает.  В  чем
конкретно виноваты педерасты - она не объяснила.
   До горячей воды оставалась неделя. Но я  не  знал,  выдержим  ли  мы  эту
неделю.
   На пятнадцатый день Наташа высунулась из окна, которое  сама  же  разбила
книжкой японской поэзии, и кричала угрозы в адрес Лужкова,  Москвы,  Путина,
Достоевского и вообще всей русской жизни. Пятнадцатый день,  так  же  как  и
одиннадцатый, мне понравился.  Все  бы  дни  без  горячей  воды  были  такие
спокойные!
   На шестнадцатый день она пыталась покончить с собой. Шестнадцатый день  я
с утра до вечера отнимал Наташу  у  суицида.  Сначала  она  вешалась.  Потом
резала вены осколками окна, разбитого книжкой японской поэзии. Потом глотала
таблетки. Потом хотела себя, как  в  девятый  день  библиотеку,  порвать  на
мелкие кусочки. Потом наконец  устала  и  ненадолго  успокоилась.  Но  потом
хотела довести себя до посинения холодной водой. Потом я ее ударил, и она до
утра потеряла сознание.
   Семнадцатый день она танцевала танец живота  и  играла  сама  с  собой  в
прятки, а потом пела  песни  из  репертуара  советской  эстрады  семидесятых
годов.
   Весь восемнадцатый день она просто выла.
   Девятнадцатый день принес заметные улучшения. Наташа перестала срать  где
попало и сделала первые робкие попытки убрать квартиру.
   В середине двадцатого дня она  сказала,  что  Достоевский  ни  в  чем  не
виноват и педерасты тоже.
   Утром двадцать первого дня она помыла  посуду  и  попросила  прощения  за
негра, окно, книги и монитор.
   Завтра должны дать горячую воду.
   Время дурачков,
   или Последнее говно
   Автобус ехал, извините, по проспекту Вернадского. У меня не было  правого
дела, у проспекта, представьте, правой стороны. Ну и пошли они оба,  дело  и
сторона, в ту щель, куда бы я с удовольствием пошел и сам!
   Вернее, правая сторона была, но только на ней ничего  не  было.  Когда-то
здесь пытались построить Дом Советов, получился Дворец Дерьма, в  итоге  все
съела не то Лета, не то Река Времен. Что-то будет завтра?
   Автобус - совсем потрепанный, постоянно скрипел и дрожал; на  нем  вполне
смотрелись бы фалды. Молодой  водитель  в  кабинете  напоминал  пролетарскую
бабочку-гиганта под стеклом, на тело которой злополучный энтомолог  поставил
печать полной богооставленности. Да минует нас геморрой,  хотелось  крикнуть
ему по-дружески и сжимать все сильнее и сильнее золотые пролетарские  плечи,
чтобы он понял наконец, что ни в чем не виноват.
   Ко мне прислонился старик, вонючий, но злопамятный.
   - Когда я брал город Николаев... - начал он рассказ.
   - Зачем? - не понял я.
   - Была гражданская война. - Старик по-прежнему вонял.