"Странный какой-то человек, - снова Дэвид услышал  тот,  второй,  голос
без интонаций, - только я подумала, а он тут же и услышал. Или  это  фокус
какой-нибудь?.."
   Дэвид поднял руки и заткнул себе уши, изо всех сил  надавливая  на  них
указательными пальцами. Но он продолжал слышать! Он слышал еще лучше.  Ему
казалось, что он воспринимает даже легкий шорох, с которым  непроизносимые
слава катились одно за другим.
   "Надо с ним поосторожнее,  -  говорила  сестра,  не  двигая  губами,  -
странный какой-то... Какой сегодня день?  А,  пятница...  Надо  постирать,
пора уже..."
   Она вышла, испуганно улыбнувшись Дэвиду, и  ему  послышалось,  как  она
пробормотала про себя: "Хоть бы быстрее его отпустили..."
   Дэвид был репортером и не привык размышлять над проблемами,  выходящими
за привычный круг его  жизни.  Он  мог  думать  о  том,  как  дотянуть  до
очередной получки, как раздобыть какой-нибудь  материал  для  газеты,  как
уговорить Присиллу быть чуточку более  современной  в  своих  взглядах  на
отношения между мужчиной и женщиной...
   Но в течение одного дня он оказался вышвырнутым далеко за канаты своего
будничного ринга. Он на секунду увидел приближение небытия, и он...  Дэвид
заколебался на мгновение, не решаясь назвать сам себе то, что уже понял  и
во что не мог поверить. Да, он  слышит  чужие  мысли,  слышит  их  так  же
отчетливо, как голос, даже еще яснее. Он слышит. И тем не менее  этого  не
могло быть. Это было и не могло быть одновременно.
   Реальность  воспринимается  как  реальность  только  тогда,  когда  она
привычна.  Стоит  сделать   реальность   непривычной,   и   мозг   охотнее
классифицирует ее как химеру, фантазию, фантом.
   Человек двадцатого века  готов  поверить  в  любое  чудо:  в  "летающие
блюдца" с крошечными марсианами или венерианцами,  отлично  говорящими  на
земных  языках,  в  любое   фантастическое   изобретение,   открытие   или
чудодейственное  лекарство.  Но  чудо  должно   быть   санкционировано   и
подготовлено газетами, радио,  телевидением.  Чудо  должно  быть  освящено
авторитетом и быть массовым.
   Дэвид Росс тоже столкнулся  с  чудом,  но  это  было  его  собственное,
индивидуальное чудо, и он никак не мог решиться поверить в него.
   Он, Дэвид Росс, двадцати девяти лет, репортер газеты "Аплейк Кларион" с
тиражом в двести сорок тысяч экземпляров в будничные дни и полмиллиона  по
воскресеньям, он вдруг стал телепатом? Он слышит  чужие  мысли  еще  яснее
чужих голосов?
   Но легкий шелестящий голос, шедший не изо рта, а  откуда-то  из  глубин
чужих мыслей, не был  его  бредом,  и  Дэвид  знал  это.  Или  это  особая
больница, где весь обслуживающий персонал увлекается чревовещанием, или...
Или он слышит чужие мысли,  читает  их  так  же  отчетливо,  как  огромные
меловые буквы на черной доске.


   Он долго лежал, не в состоянии схватить умом того, что  случилось.  Кто
знает, почему и как  это  произошло...  Может  быть,  толчок,  который  он
испытал во время аварии...
   Его новое качество было настолько удивительным,  он  был  настолько  не
подготовлен к нему, что глубочайшее изумление  подавило  вначале  все  его