конца, я уже не сомневалась, что А., бывавший на Кубе, встречался с этой
танцовщицей. Я так и видела их вдвоем в гостиничном номере, и никто не смог
бы меня убедить, что эта сцена - плод моей фантазии. Более того, сама
попытка усомниться в ее достоверности показалась бы мне глупой и
бессмысленной.
Когда он, наконец, звонил мне, чтобы увидеться, даже этот долгожданный
звонок не снимал моего болезненного напряжения. Услышав его голос - наяву, а
не в мечтах - я расцветала от счастья. Меня все время что-то угнетало -
кроме тех минут, когда мы соединялись с ним в любви. Но и тогда я уже со
страхом ждала новой разлуки. Даже наслаждение я переживала, как будущую
боль.
Как часто мне хотелось порвать с ним, чтобы не зависеть от его звонков,
не страдать, но мне тут же представлялась жизнь, которая ждет меня после
разрыва с ним череда безнадежно унылых дней. И я была согласна на все, чтобы
продлить эту связь - пусть даже у него будет другая или другие женщины (хотя
для меня это означало еще большие муки, чем сегодняшние страдания,
подталкивающие меня к разрыву). Но стоило мне заглянуть в ожидавшее меня
небытие, и моя нынешняя жизнь казалась мне счастьем, а ревность - не очень
желанной, но все же спутницей счастья, и было безумием жаждать освобождения
от нее: как только он уедет или покинет меня, то некого будет и ревновать.
Я старалась не бывать в местах, где могла встретиться с ним на людях -
мне было невыносимо видеть его издалека. Однажды я не пошла на какое-то
торжество, куда был приглашен и он, но целый вечер меня преследовала
картина: он - улыбающийся и предупредительный - расточает знаки внимания
женщине, совсем как в день знакомства со мной. Потом мне сказали, что гостей
на этом вечере было "раз два и обчелся". У меня отлегло от сердца, и я с
удовольствием повторяла про себя это выражение, словно существовала прямая
зависимость между атмосферой приема и числом приглашенных женщин, хотя на
самом деле достаточно было случайной встречи и одной-единственной женщины, и
все зависело от того, вздумается ему или нет за ней приударить.
Я хотела знать, как он проводит выходные дни, где бывает. Я думала: "Вот
сейчас он бегает в лесу Фонтенбло, вот едет в Довиль, загорает на пляже
рядом с женой" и т.д. Мне казалось, что если я знаю или представляю себе,
где и в какой момент он находится - это спасет меня от его неверности.
(Совсем как непоколебимая уверенность, что если я знаю, как развлекаются или
проводят каникулы мои сыновья, это убережет их от несчастного случая,
наркотиков или опасности утонуть.).
Тем летом я не хотела уезжать в отпуск и просыпаться по утрам в номере
гостиницы, зная, что предстоит прожить целый день, даже не надеясь на его
звонок. Но отказаться от каникул - это означало с еще большей откровенностью
признаться ему в своей страсти, чем сказать: "Я совсем потеряла голову из-за
тебя". Однажды, когда мне очень хотелось порвать с ним, я приняла внезапное
решение и забронировала билет на поезд и комнату в отеле во Флоренции - за
два месяца вперед. Меня чрезвычайно обрадовала придуманная мною форма
разрыва, поскольку мне не придется покидать его немедленно. День отъезда я
ждала с той безнадежностью, с какой ожидала бы экзамена, на который
записалась давным-давно, но так и не подготовилась к нему, заведомо
уверенная, что все равно провалюсь. Лежа на кушетке в спальном вагоне, я
мечтала о том, как через неделю с этим же поездом буду возвращаться в Париж
- перспектива неслыханного, прямо-таки невозможного счастья (ведь я могу