возвышенности, которая отлого спускается на северо-запад, к морю, и лежит
у самой подошвы Cerro de la Compana - горы Колокола. Вершина ее покрыта
громадными каменными глыбами, издающими при ударе чистый металлический
звук.
  Город этот, как и все остальные в той местности, очень грязен, отстроен
кое-как и состоит частью из каких-то полуразрушенных зданий, частью из
глиняных мазанок.
  Был четвертый час пополудни 17 января 1817 года. В это время обыкновенно
делают сиесту и все население Эрмосильо сидит по домам... Но не так было
на этот раз.
  Множество народа толпилось на улице дель-Росарио. Все кричали, угрожали
кому-то и страшно шумели. Несколько испанских солдат - Мексика в то время
еще принадлежала испанцам - тщетно пытались водворить порядок и рассеять
толпу, расталкивая тех, которые были ближе к ним.
  Шум и гвалт не только не уменьшались, а напротив - увеличивались.
  Из окон соседних домов высовывались головы любопытных. Все они смотрели на
гору Колокола, около подошвы которой поднимались густые клубы дыма, и,
казалось, нетерпеливо ждали чего-то.
  Вдруг послышались какие-то дикие вопли, на всех лицах выразился ужас, и
толпа раздалась. В этом узком проходе показался всадник, - юноша лет
шестнадцати. Он сидел на полудикой лошади и несся во весь опор.
  - Остановите его! - кричали одни.
  - Оставьте его! - вопили другие.
  - Боже мой! - шептали, крестясь, женщины. - Это сам дьявол!
  Но даже и те, которые кричали, что его нужно остановить, не только не
пытались сделать это, но, напротив, со всех ног бросились в разные стороны
при его приближении. А смелый юноша мчался вперед. Лицо его горело, глаза
сверкали, губы насмешливо улыбались. Он держал в руке бич и хлестал им
направо и налево, так что удары сыпались на тех, кто подходил слишком
близко к нему или не успевал вовремя отскочить в сторону.
  - Черт возьми! - воскликнул какой-то высокий, богатырски сложенный вакеро,
когда бич юноши задел его. - Этот сумасшедший чуть не сбил меня с ног!
Эге! - прибавил он вполголоса. - Да это сын дона Рамона, Рафаэль! Отделаю
же я тебя, любезный!
  И, развернув привязанное к поясу лассо, вакеро бросился за всадником.
  Толпа поняла его намерение, со всех сторон раздались восторженные крики и
рукоплескания.
  - Браво! Браво! - вопила толпа.
  - Не промахнись, Корненсо! - кричали, хлопая в ладоши, вакерос.
  Между тем Корненсо был уже недалеко от всадника. Услышав крики толпы и,
поняв, что ему грозит опасность, юноша обернулся, и лицо его побледнело.
  - Дай мне спастись, Корненсо! - закричал он, и в голосе его слышались
слезы.
  - Нет, нет! - ревела толпа. - Бросай на него лассо! Лови его, Корненсо!
  Все присутствующие с восторгом предвкушали охоту на человека и не желали
лишиться такого интересного зрелища.
  - Сдавайся! - предложил вакеро. - Тебе все равно не улизнуть!
  - Никогда! - решительно отвечал юноша. Он пришпорил коня, а Корненсо
продолжал бежать за ним. Толпа тоже бросилась в ту сторону, куда ехал
всадник.