момент, когда Степанов с обычным своим величественным видом
вошел в комнату, Георгий выставил ногу. Неожиданно лицо
Степанова исказилось от боли и изумления: он оказался на полу,
а кругом валялись чашки, тарелки, предметы серебряного сервиза,
пирожные. На картину эту с ужасом смотрели знатные дамы и
Императрица.
-- Только Георгию могло сойти с рук подобное безобразие,
-- заметила Великая княгиня. -- Дело в том, что Мама питала к
нему слабость. Очевидно, вещее сердце матери предчувствовало
что-то. И действительно, когда Георгию было всего двадцать, он
заболел туберкулезом и семь лет спустя скончался в
Аббас-Тумане, у подножья Кавказских гор.
Для маленьких Ольги и Миши воскресенье было радостным
днем. В этот день им разрешалось приглашать к себе в гости
детей из знатных семейств. Те приезжали из Петербурга на
поезде, чтобы напиться чаю и поиграть с Царскими детьми пару
часов. В дальней части дворца для юных гостей было отведено
тринадцать комнат, являвшихся частью апартаментов Императора
Павла I.
-- Однажды один из моих самых любимых товарищей по играм,
сынишка графа Шереметева, погибшего в Борках, где-то раздобыл
медвежью шкуру -- с головой, лапами с когтями и прочим. Напялив
ее на себя, он стал на четвереньках ползать по коридорам
дворца, издавая при этом грозное рычание. Старик Филипп,
работавший на кухне, неожиданно наткнулся на страшного "зверя".
Похолодев от страха, бедняга вскочил на один из длинных столов,
стоявших вдоль коридора, и бросился бежать с криком: "Господь
Всемогущий, во дворце медведь! Помогите!" Мы так испугались,
что Мама может узнать об этой проделке!
Именно Император, а не Императрица был ближе к двум
младшим детям. По признанию Великой княгини их с матерью
разделяла пропасть. Императрица Мария Федоровна великолепно
выполняла свои обязанности Царицы, но она всегда оставалась ею,
даже входя в детскую. Ольга и Михаил боялись мать. Всем своим
поведением она давала понять, что их крохотный мирок с их
мелкими проблемами не очень-то интересует ее. Маленькой Ольге
никогда не приходило в голову искать у родительницы утешения и
совета.
-- По существу, заходить в комнаты Мама заставляла меня
Нана. Приходя к ней, я всегда чувствовала себя не в своей
тарелке. Я изо всех сил старалась вести себя, как следует.
Никак не могла заставить себя говорить с Мама естественно. Она
страшно боялась, что кто-то может перейти границы этикета и
благопристойности. Лишь гораздо позднее я поняла, что Мама
ревнует меня к Нана, однако моя привязанность к Нана была не
единственной преградой, разделявшей мать и дочь. Если мы с
Михаилом делали что-то недозволенное, нас за эту шалость
наказывали, но потом отец громко хохотал. Например, так было,
когда мы с Михаилом забрались на крышу дворца, чтобы
полюбоваться на огромный парк, освещенный лунным светом. Но