людьми. Но могли оказаться и людьми высокомерными, при одном
виде которых у незнакомого человека язык присохнет к гортани от
страха.
Куксвилль, некогда небольшая деревушка, превратился в
пригород Торонто. Живет в нем всего несколько тысяч человек.
Небольшой кирпичный коттедж, окруженный садом, который занимал
запущенный участок земли площадью в несколько акров, найти
оказалось несложно. Подойдя поближе, я увидел невысокую
худенькую женщину, хлопотавшую в саду. На ней была старомодная
темная юбка, обтрепанный на рукавах свитер, простая кофта и
крепкие коричневые башмаки. Зачесанные назад волосы стянуты в
узел. Лишь кое-где в них проглядывали серебряные нити. Изрытое
морщинами лицо не было похоже на лицо старого человека, а
светлые карие глаза, несмотря на затаившуюся в их глубине
печаль, не походили на глаза старой женщины. Она направилась ко
мне, и меня поразило изящество ее походки, а своей манерой
общения она тотчас рассеяла все мои страхи. Каждая жилка ее
подтверждала принадлежность этой женщины к Императорской семье.
В данном случае определение это подразумевало благородство,
которое, оставаясь самим собой, не имело ничего общего ни со
снисходительностью, ни с заносчивостью.
Великая княгиня пригласила меня к себе в дом, и мы
заговорили об иконах. Сидели мы в небольшой жилой комнате,
забитой мебелью, книгами, бумагами, всевозможными сувенирами и
памятными предметами. Пол уставлен горшками с цветами и
растениями, кипами бумаги для рисования, усеян кистями и
тюбиками краски. Вскоре я узнал, что живопись и садоводство --
главные занятия Великой княгини. У окна -- выцветшая розовая
софа, служившая Великой княгине рабочим креслом и столом. По
стенам развешаны картины, над камином -- большой портрет ее
отца, Александра III. На столиках множество семейных
фотографий, на одной из них -- Великая княжна Анастасия
Николаевна -- любимая племянница и крестница Великой княгини.
Парадокс состоял в том, что в комнате царили одновременно и
невероятный хаос и в то же время порядок.
Мы продолжали беседовать с ней. Время от времени пожилая
женщина улыбалась, и я с каждой минутой все больше привязывался
к ней. У нее самой, как и у комнаты, в которой мы находились,
вид был неказистый. И все же на ее манеру держаться налагало
отпечаток величие и красота дворцов; простота обращения
обезоруживала, а безупречное чувство собственного достоинства
внушало к ней уважение.
Каких только тем мы не затронули с ней. Беседовали об
искусстве, о событиях, происходящих в мире, о садоводстве. Я уж
и не помню, о чем мы только не говорили во время первой нашей
встречи. Зато помню хорошо, что время летело как на крыльях. До
чего же я поразился, когда понял, что нахожусь в гостях у
любезной хозяйки уже три часа. Она пригласила меня зайти к ней
еще раз, и я знал, что ее слова искренни. И я действительно
пришел к ней снова -- не как случайный посетитель, а как друг.