душки-доктора...  Тут  бы  мне  и  крышка!  -- засмеялась Ольга
Александровна.
     -- Я так часто видел, как вы смеетесь, -- заметил я. -- Но
вы никогда еще не плакали!
     -- Стоит  мне  только  заплакать,  --  отозвалась  Великая
княгиня  с  неожиданно  посерьезневшим лицом, -- и я, возможно,
никогда не перестану. Поэтому я предпочитаю смеяться.
     Ольга  Александровна  упорно  отказывалась  обращаться   к
услугам  врачей,  но  от  советов  друзей и соседей и не думала
открещиваться.  Шведская  королева   Луиза   в   своем   письме
порекомендовала  ей  каждое утро пить свежий лимонад, и рецепту
этому Ольга Александровна неукоснительно следовала до тех  пор,
пока  не надоело. Другая подруга, заядлая вегетарианка, убедила
Великую княгиню исключить из рациона рыбу и мясо. Совету  этому
было  довольно  сложно  следовать:  в дом к Ольге Александровне
приносили столько еды, а среди жителей Куксвилля  вегетарианцев
не было.
     Очевидно, Великая княгиня унаследовала от отца недоверие и
неприязнь к представителям медицинской профессии.
     --  Как часто люди страдают от ошибок врачей -- это просто
поразительно,  --  заявила  она.  --  А  доктора  очень   часто
предписывают   то,   что   нравится   им  самим.  Однажды  врач
посоветовал мне лечиться водкой, убеждая меня,  что  она  очень
полезна. Проверять это на себе я не стала: очень уж красный нос
был у этого господина.
     Довольно  скоро  я выяснил, что Великой княгине доставляет
удовольствие ставить диагноз своим недугам. Нередко  случалось,
что  в продолжение одной недели или около того, она определяла,
что у нее флебит, неизвестный порок сердца и артрит. Она так  и
писала  подруге: "Вчера у меня был сердечный приступ... Сегодня
я вновь здорова... только чувствую себя усталой и сонной... так
что  длинное  письмо  написать  не  смогу".  А  другая  подруга
неожиданно  узнает,  что Великая княгиня "была несколько недель
прикована к постели... но я снова наслаждаюсь жизнью...  сейчас
я в саду... солнце сияет, и я чувствую себя, как в раю".
     Как  ни  фантастичны  были  ее  собственные  диагнозы,  но
недомогания ее, разумеется, усиливались. Были такие дни,  когда
все  ее  тело  становилось  словно  одеревенелым и болело. "Мне
кажется, что боль меня больше не отпустит, поэтому  стараюсь  к
ней  привыкнуть.  Солнце светит, я гляжу в окно и чувствую себя
счастливой -- было бы гораздо хуже, если бы я ничего  этого  не
видела..."
     Она  никогда не предавалась чревоугодию, теперь же и вовсе
едва притрагивалась к пище.
     Много дней просидел я в той комнате, которая, при всей  ее
бедности  и беспорядке, который в ней царил, сохраняла, как мне
казалось, отпечаток величия  Дома  Романовых.  С  каждым  днем,
мысленно  путешествуя  вместе  с  Великой княгиней из дворцов в
крестьянские избы, с одного континента на другой, я все  больше
поражался ее памяти. Она почти без усилия вспоминала любое имя.