услышал голос:
   - Слушай свое сердце, оно тебя не обманет.
   Тайное для тебя будет становиться явным. В твоих жилах  течет  и  моя
кровь, не бойся смерти, как не боюсь ее я, - его слова эхом растворились
в зеркальной тишине белой ночи;
   Много  лет  спустя  соседка  по  подъезду,  измученная   страданиями,
столкнувшись с Холмогоровым на лестничной площадке, судорожно и суетливо
расстегнула  свою  сумочку  и  на  протянутых  ладонях   подала   Андрею
Холмогорову фотографию:
   - Мы уже полгода не можем ее найти.
   С фотографии на Андрея смотрела  и  радостно  улыбалась  темноволосая
девочка лет семи.
   - Это ваша дочь? - спросил Холмогоров.
   - Да, она пошла гулять во двор и не вернулась.
   Андрей взял фотографию и, держа  ее  прямо  перед  глазами  несколько
минут, упорно на нее смотрел, а затем тихо сказал:
   - Она жива. Она в другом городе.  Рядом  с  ней  мужчина.  Мужчина  в
очках, - продолжая смотреть на фотографию, шептал Андрей.  По  его  лицу
сбегали крупные капли пота. - Она сейчас смотрит в  окно,  мне  кажется,
она улыбается. Это слишком далеко, я плохо вижу.  У  мужчины  под  левым
глазом родимое пятно. Вы его знаете, вы обязаны его знать.
   - Господи, это невозможно! - воскликнула женщина.
   Холмогоров отдал фотографию в дрожащие руки и медленно, пошатываясь и
с трудом переставляя  ноги,  двинулся  вверх  по  лестнице,  держась  за
перила.
   - Это невозможно, невозможно, - слышал  Холмогоров  за  своей  спиной
голос женщины.
   Ларчик открывался просто. Девочку украл отец, живший в другом городе,
с которым женщина развелась, будучи беременной.
   И тогда, и потом Андрей вспоминал слова старца Иннокентия: "Для  тебя
тайное будет явным. Не бойся смерти, ее нет".
   Однако минуты чудесного прозрения случались крайне редко,  и  вызвать
их усилием воли Холмогоров не мог,  поняв,  что,  если  Богу  это  будет
угодно, он сам откроет ему глаза на происходящее.

Глава 5

   До самого вечера Холмогоров не беспокоил ни администрацию  гостиницы,
ни постояльцев.
   Дверь  его   номера   оставалась   закрытой.   Любопытных,   желающих
подсмотреть, что творится в номере, хватало, но даже любители  поглазеть
не могли узнать, что  происходит  внутри:  занавески  Андрей  Алексеевич
задернул плотно. Случались такие минуты в жизни, когда ему  не  хотелось
никого видеть, не хотелось ни с кем встречаться.
   И  это  не  было  капризом  избалованного  вниманием   человека   или
надменностью в житейском ее понимании.
   Дело было в другом. Лишь только Холмогоров оказался в Ельске, как тут
же почувствовал странную гнетущую атмосферу, царившую в  городе.  Сперва
он решил, что причиной тому гибель ОМОНовцев и  горожане  переживают  их
смерть. Но стоило ему всмотреться в лица людей, понял, что это  не  так: