болезни он отошел от друзей, от привычных дел и стал другим человеком.
Получил духовное образование, но сан принимать не стал. Он спроектировал
несколько новых храмов, сам принимал участие в их строительстве. Но все
время чувствовал, что услышанное им в Муроме пока не сбылось, он не
нашел свой путь.
И вот однажды, когда он приехал на место, где городские власти
собирались возвести церковь, почувствовал: храм здесь стоять не может,
хотя сто лет тому назад на этом месте стояла церковь.
Почему - объяснить не мог. Тогда он убеждал и местного архитектора, и
епископа, и городские власти, что храм возводить нельзя, но его не
послушали. Строительство началось, через год уже были возведены стены и
колокольня.
О предупреждениях Холмогорова забыли, но во время первой весенней
грозы средь бела дня храм, сложенный из кирпича, на глазах у изумленных
горожан рассыпался, превратившись в огромную груду кирпича. Было создано
несколько комиссий, в том числе и комиссия патриархии, но, как ни
старались эксперты, привычного объяснения, которое бы устроило всех, так
и не нашлось.
И тогда вспомнили о Холмогорове. В его личности соединялось многое -
знание архитектуры, вера и то, что материалисты называют интуицией.
Холмогорова без труда отыскали, его принял патриарх, и они несколько
часов разговаривали с глазу на глаз. А через неделю Андрею Алексеевичу
Холмогорову предложили стать советником, и он не отказался.
Вот уже несколько лет он колесил по России.
В его обязанности входило определять, подходит место для
строительства храма или нет. Ведь не всякое место подходит для
строительства храма. Место надо почувствовать, должен быть знак свыше,
как в старину. И не каждому дано его понять.
Много званых, да мало избранных. Андрей Холмогоров был одним из
немногих. Он безошибочно чувствовал, где именно должен стоять храм.
Конечно же, он пользовался и архивными документами, и старыми планами, и
данными геологоразведки, и данными аэрофотосъемки. Но главным для него
был тот голос, услышанный в Муроме, когда он лежал с переломанным
позвоночником на груде битого кирпича.
А с той фреской случилась удивительная история, удивительная для
других, но не для Холмогорова. Друг-реставратор, проведав его в
больнице, рассказал, что расчистил фреску полностью, открыв лик
Богородицы. Работу окончил поздно вечером при свете переносной лампы и
счастливый, обессиленный пошел спать. Утром же, когда он с фотоаппаратом
зашел в залитый солнечным светом храм, то долго не мог поверить в то,
что увидел. За ночь фреска полностью осыпалась, словно ее никогда и не
было на стене древней церкви.
Уже придя в себя в палате реанимации, Андрей Холмогоров понял, что с
этого момента его жизнь пойдет по совершенно иному пути. Что-то
изменилось в его душе. Так восстает плотина, перекрывая собой бурный и
сильный поток. И тогда река меняет направление.
Холмогоров смотрел на капельницу, на хромированный штатив,
поддерживающий бутыль с кристально чистой жидкостью, которая медленно,
капля за каплей втекала в его тело.
И каждая капля была чиста, как воспоминания детства, которые