такой  поспешностью?  Кстати,  если  не  ошибаюсь,  в  том   направлении
находится левый фланг русских. Вы что, заблудились? А может быть,  вовсе
не заблудились, а как раз наоборот?
   - Вот именно, - чувствуя, что жизнь его  висит  на  волоске,  сердито
сказал пан Кшиштоф. - Именно наоборот! Я  отлично  знаю,  куда  и  зачем
направляюсь, и вы  совершенно  напрасно  меня  задерживаете,  Лакассань.
Кстати, где наш отряд?
   Француз на мгновение поднял глаза к дымному небу, показывая, где пану
Кшиштофу  следует  искать   своих   кавалеристов,   и   снова   нехорошо
ухмыльнулся.
   - Не отвлекайтесь, - сказал он. - Так куда, позвольте узнать, вы  так
торопились, и что это за важное дело, в котором я вам  помешал?  Учтите,
сударь, я не намерен с вами шутить. Должен сказать,  что  прострелю  вам
голову с огромным удовольствием. Меня так и подмывает  сделать  это,  не
дожидаясь ваших лживых объяснений.
   - Лживых?! - пан Кшиштоф постарался, чтобы это прозвучало  как  можно
более  гневно.  Он  действительно   на   мгновение   почувствовал   себя
возмущенным и рассерженным. -  Лживых?!  Кто  вы  такой,  сударь,  чтобы
обвинять меня во лжи?! Да будет вам известно,  что  сам  Ермолов  послал
меня к Багратиону. Я намерен покончить с этим любимцем Кутузова. Как вам
это нравится, сударь?
   - В самом деле? - Рука, державшая пистолет, немного опустилась. - Что
ж, это все меняет - если, конечно, вы, по своему обыкновению, не  лжете.
Говорите, к Багратиону? Так чего же мы, в таком  случае,  ждем?  Вперед,
сударь!
   - Вы будете мне помехой, - попробовал  было  возразить  пан  Кшиштоф,
зная, впрочем, что из этого все равно ничего не выйдет.
   - Поверьте, я буду вам меньшей помехой, чем кусок свинца в черепе,  -
успокоил его Лакассань, выпуская повод его лошади.
   Они продолжили путь вместе.  Пан  Кшиштоф  кланялся  пролетавшим  над
головой ядрам и угрюмо молчал, мысленно проклиная  все  на  свете  и,  в
особенности, Мюрата, гораздого выдумывать поручения, выполнение  которых
было равносильно самоубийству. Впрочем, немалое место  в  его  мысленном
монологе занимали и проклятия в адрес чересчур живучего  и  пронырливого
Лакассаня. Ну что ему стоило, в самом деле, взять и просто умереть? Люди
вокруг гибли тысячами, а этому - хоть бы что... Да черт с ним, пускай бы
жил, но где-нибудь подальше! Какое же нужно иметь везение, чтобы посреди
огромного поля, в дыму и пламени, между двух сражающихся насмерть армий,
повстречать именно того человека, видеть которого  в  данный  момент  ты
совершенно не хочешь!
   Всякий раз, когда поблизости свистела  пуля  или  низко  над  головой
пролетало пушечное ядро, пан Кшиштоф оглядывался на Лакассаня, моля бога
о том, чтобы француза убило. Но  небо  не  слышало  его  молитв,  и  пан
Кшиштоф, оглядываясь,  все  время  видел  издевательскую  улыбку  своего
спутника, который, словно заколдованный,  по-прежнему  оставался  цел  и
невредим. Он даже не пригибался, словно у него вовсе не было нервов, и с
презрительным видом наблюдал за поклонами пана Кшиштофа.
   Вскоре  они  оказались  в  расположении  русских  войск   и,   будучи
остановленными,  узнали  у  окликнувшего  их  офицера,  как  проехать  к
командному пункту генерала Петра Ивановича Багратиона. Получив подробные