Щенок,  наверное,  понял,  чего  от  него  хотят,  и,  смешно  семеня
короткими  лапами,  побежал  за   женщиной.   Время   от   времени   она
приостанавливалась, ждала его, подбадривая голосом:
   - Не отставай, Рыжий.
   Щенок повеселел, он понял, что в его жизни появилась хозяйка и теперь
его существование наполнилось смыслом, так как будет кому служить и кого
защищать.
   Но все малыши одинаковы - вокруг такой огромный мир и так много всего
интересного: вон синичка присела на ржавую ограду - никак  не  пробежишь
мимо, надо испугать  мокрую  птицу  и  тявкнуть;  вот  бархатный  шмель,
огромный, с блестящими  крыльями,  выбрался  на  лист  крапивы  и  начал
враждебно гудеть - и на него надо тявкнуть, а то еще укусит хозяйку.  Да
и вообще, мир бесконечен и так разнообразен.
   Женщина остановилась, покачала головой, погрозила щенку пальцем.
   - Если ты во все будешь совать нос, то мы и до  вечера  не  доберемся
домой.
   Щенок завилял  коротким  хвостом  и  помчался  по  тропинке,  обгоняя
хозяйку, словно знал дорогу.
   На кладбище все люди думают об одном и том же -  о  том,  что  смерть
неожиданна, что жизнь коротка, что к смерти надо готовиться.
   Но жизнь так устроена, что о смерти вспоминаешь, лишь столкнувшись  с
нею. Скользя взглядом по памятникам, любой  человек  проводит  несложные
арифметические вычисления: от 1998 отнять 1954, получается 44. Много это
или мало?
   Если сам прожил больше, то мало, а если тебе лет  двадцать  пять,  то
много. А если в ответе получается 92, то удивляешься, какой  долгий  век
отмерила судьба незнакомой старушке. Интересно, за что  Бог  к  ней  так
милостив? И почти никогда не задумываешься о том, что,  может  быть,  из
этих 92 лет 70 лет человек страдал от тяжелых болезней и ни одного  года
не прожил в свое удовольствие. Или из этих 92 лет человек лет 25  провел
в тюрьме. Ведь об этом на памятниках не пишут.
   - Кто это внизу ходит? - спросил один прапорщик у  другого.  Они  уже
стояли под березами и курили, предоставив работать солдатам.
   Прапорщик близоруко прищурился, пытаясь рассмотреть мужчину в  черной
одежде, который пробирался среди могил, явно направляясь к холму.
   - Хрен его знает!
   Мужчина выглядел странно. Он был  во  всем  черном,  слишком  длинный
расстегнутый   плащ   поверх   костюма,   темная   рубашка    с    белым
воротничком-стойкой. В руке он держал кожаную папку.
   Он приостановился там, где кончались захоронения, подошел к одной  из
могил и положил ладонь на ограду.  Ветер  развевал  длинные,  волнистые,
темные волосы, шевелил густую бороду.
   - На попа похож, - проговорил прапорщик.
   - Откуда тут попу взяться? Ни одной церкви в городе не осталось,  все
коммунисты разрушили.
   Прапорщикам делать было нечего, не копать же землю самим, когда в  их
распоряжении есть солдаты?  Они  лишь  сделали  первый  широкий  жест  -
срезали дерн - и теперь стояли у березки, подняв воротники  бушлатов,  и
рассматривали странного мужчину.
   Тот не спешил подходить, стоял, смотрел по сторонам,  словно  кого-то