словно она была в чем-то виновата, и больнее всего княжне казалось
именно выражение какой-то совсем детской обиды, застывшее в медленно
стекленеющих глазах Лакассаня. Разбуженная посреди ночи этим пришедшим
из прошлого мертвым взглядом, княжна подолгу лежала без сна, с часто
бьющимся сердцем, и смотрела в окно, за которым в разрывах сырых
мартовских туч ровным холодным огнем горели звезды. Немного
успокоившись, она шептала слова молитвы и засыпала, уже не тревожимая
кошмарами, до самого утра.
Постепенно, по мере того как молодость, здоровье и повседневные
заботы брали свое, страшный сон начал бледнеть и к началу полевых работ
исчез совсем. Княжна поняла это так, что душа похороненного в братской
могиле вместе с тремя французскими гренадерами, четырьмя русскими
уланами и двумя вязмитиновскими мужиками капитана Лакассаня обрела,
наконец, покой, которого не знала при жизни.