- Что это там? - спросил Лакассань, снова подходя к дверце и указывая
на холм.
   - Там усадьба, - сказала княжна. - Моя усадьба.
   - Вот как? Значит, по идее, она должна быть либо пуста,  либо  занята
войсками императора Наполеона... Впрочем,  скорее  всего,  она  все-таки
пуста. Пригласите меня в гости, принцесса Мари. Я чертовски устал и хочу
немного отдохнуть. О лошадях и говорить нечего, вы только  взгляните  на
этих несчастных животных! Мы побеседуем, и я отправлюсь дальше.
   - А я?
   - А вы, думается мне, достигли конечной точки своего маршрута.  Здесь
наши пути разойдутся, принцесса Мари. Полагаю, что более мы  с  вами  не
увидимся. Я вернусь на службу, вы же... Ну, там видно будет.
   Усадьба действительно была пуста. На засыпанном снегом  круге  почета
лежало несколько закоченевших в неестественных позах тел, одетых  как  в
русские, так и во французские мундиры.  Вероятно,  день  или  два  назад
здесь произошла стычка - тела выглядели совсем свежими, словно эти  люди
просто прилегли отдохнуть. В окнах почти не осталось стекол,  штукатурка
местами была исклевана пулями и обвалилась, а  края  одного  из  оконных
проемов на первом этаже были покрыты густым слоем  копоти  -  не  то  от
случившегося внутри пожара, не то, что казалось гораздо более вероятным,
от костра, который кто-то разводил прямо на полу гостиной.
   Мария Андреевна вышла из кареты и остановилась посреди двора, с болью
в сердце озирая следы царившего здесь запустения. Ей было страшно  войти
в дом и обнаружить новые признаки разорения там, где прошли лучшие  годы
ее жизни.
   Лакассань, никуда более не торопясь, спустился с облучка и подошел  к
своей спутнице, на ходу поправляя криво сидевшую поверх повязки мужицкую
шапку.
   - Печальное зрелище, - сказал он, указывая на дом. -  Зима,  разруха,
окоченевшие трупы... Этот мир не стоит того, чтобы о нем жалеть.
   - Что вы имеете в виду? - обернувшись к нему,  спросила  княжна.  Она
отлично знала, что имел в виду француз, но надеялась, что ошибается.
   - Не будем играть в жмурки, принцесса, - сказал Лакассань.  -  Вы  не
можете не  понимать,  что  здесь  и  сейчас  ваш  жизненный  путь  будет
завершен. Он получился совсем коротким, и это  очень  печально,  но  что
делать, такова жизнь. Такова жизнь! Вам остается только радоваться,  что
перед смертью вы успели посетить места, столь  милые  вашему  сердцу.  Я
полон сочувствия и уважения к вам, милая принцесса. Вы держались с таким
мужеством, что вам мог  бы  позавидовать  любой  представитель  сильного
пола. А какое достоинство, какая твердость  перед  лицом  многочисленных
невзгод! Право, я вами восхищен и очень надеюсь, что вы не омрачите моих
воспоминаний о вас какой-нибудь безобразной сценой при расставании.  Ну,
вы понимаете, о чем я  говорю,  -  крики,  слезы,  мольбы,  ползание  на
коленях, заламывание рук и хватание меня за  одежду...  Всего  этого  не
нужно, потому что все это бесполезно. Давайте расстанемся красиво.
   - Давайте, - сказала княжна. Она зябко поежилась и  спрятала  руки  в
рукава шубки: правую - в левый рукав, а левую - в правый.  -  Почему  бы
вам просто не оставить меня здесь, а самому не отправиться  дальше?  Или
Огинский был прав, и вы просто не можете жить, не  проливая  крови,  как
какой-нибудь вампир? Я в это не верю. Зачем вам меня убивать?