Граф Стеблов, несколько обескураженный поведением хозяина,  осторожно
возразил, что недоразумения провоцировать, конечно же, не  стоит,  но  и
откладывать дело государственной важности в долгий  ящик  тоже  вряд  ли
будет разумно. Хорошо ли это будет, с самой серьезной миной вопросил он,
ежели государь узнает, что вместо того, чтобы в поте лица исполнять  его
поручение, я здесь  баловался  коньячком  и  пересказывал  петербургские
сплетни? Коньячок - вещь хорошая и даже превосходная, особенно если он и
вправду хорош, но дело, любезнейший Федор Дементьевич, прежде всего...
   Сказано это было с некоторым подвохом, но Федор Дементьевич,  вопреки
подозрениям полковника, более возражать и удерживать его не стал, а лишь
развел руками и сказал со вздохом сожаления: "Что ж  тут  попишешь,  вам
виднее. Государева служба промедления не терпит, это верно. Поезжайте  с
богом, любезный Алексей Иванович, и да сопутствует вам удача".
   Поехать, впрочем, удалось далеко не сразу.  Неожиданно  обнаружилось,
что возок графа Стеблова, который еще вчера велено  было  переставить  с
колес  на  полозья,  до  сих  пор  не  готов,  а  все   экипажи   Федора
Дементьевича, как назло, находятся в разгоне. Добрейший граф  Бухвостов,
выслушав жалобу полковника на творящееся в его доме безобразие, пришел в
неописуемый гнев, самолично, не надев  даже  шубы,  выбежал  во  двор  и
устроил страшный разнос своим возившимся  у  каретного  сарая  дворовым.
Разнос сей возымел немедленное действие: дворовые  забегали,  словно  их
прижгли головней, но то  ли  были  они  совсем  бестолковы,  то  ли  так
растерялись перед грозным ликом своего рассерженного  хозяина,  что  все
валилось у них из рук и шло наперекосяк. В усердии  своем  они  едва  не
разнесли возок в щепы,  и  лишь  когда  окончательно  потерявший  всякое
терпение Стеблов велел своему кучеру и  камердинеру  принять  участие  в
работе, дело мало-помалу пошло  на  лад.  Тем  не  менее,  когда  экипаж
полковника выехал, наконец, из ворот бухвостовского  особняка,  шел  уже
третий час пополудни.
   Едва возок флигель-адъютанта  скрылся  за  углом,  Федор  Дементьевич
велел подать сани.  Сани  незамедлительно,  будто  по  щучьему  велению,
возникли перед крыльцом, и граф Бухвостов,  облачась  в  бобровую  шубу,
спустился с крыльца и развалился на скамье. Перед тем как велеть  кучеру
трогать, он подозвал к себе тех самых бестолковых мужиков, что так долго
возились с экипажем Стеблова, и со словами благодарности  выдал  каждому
из них  по  серебряному  рублю,  строго-настрого  наказав  при  этом  не
напиваться до тех пор, пока гость не уедет насовсем. Мужики поклонились,
пряча в бородах хитроватые улыбки, и разошлись  по  своим  делам,  унося
бережно зажатые в огромных кулачищах серебряные кругляши.
   Через десять минут сани графа уже остановились  у  парадного  крыльца
дома, весь второй этаж которого  снимал  командир  расквартированного  в
городе резервного драгунского  полка  полковник  Петр  Львович  Шелепов,
давний друг и сослуживец Федора Дементьевича, вместе  с  которым  они  в
незапамятные времена под началом Суворова и Кутузова  брали  Измаил,  не
щадя живота своего во славу русского  оружия.  С  тех  пор  оба  изрядно
поседели и состарились, но дружба их не угасла. Они  по-прежнему  любили
собраться вместе, чтобы под хорошую выпивку и  закуску  вспомнить  былые
славные дни. Застолье  у  полковника  Шелепова  всегда  организовывалось
по-суворовски, так, как любил покойный  генералиссимус:  ледяная  водка,
хрустящие соленые огурчики и черный хлеб. Впрочем, так бывало  только  в