Холмогоров сидел, сжимая виски ладонями.
   Долго смотрел на пустое кресло, словно Куницын был перед ним. Наконец
принял решение. Все произошедшее в Ельске стало прозрачным, как  осенняя
вода.
   Холмогоров  подъехал  к  дому  с  зеленой  крышей.   В   двух   окнах
проблескивал  свет.  Андрей  Алексеевич  решительно   постучал   и,   не
дождавшись ответа, толкнул дверь. Та оказалась не заперта. Именно так он
и представлял себе дом одинокого школьного учителя - все в прошлом.
   На круглом столе, рядом со стаканом недопитого чая лежал  старомодный
альбом и конверт из плотной бумаги. Ббльшая часть фотографий из  альбома
была вырвана - они и лежали в конверте.
   Холмогоров торопливо просмотрел их, задержавшись на одной.  Старик  в
каракулевой папахе, две пожилые  женщины,  молодой  сильный  мужичина  в
белой рубахе без ворота, трое детей.
   Старшая девочка, лет десяти, в белом платочке, держала за руку мать -
Аллу Ермакову, дочь школьного учителя из Ельска.
   Из-под стола выглядывала знакомая дорожная  сумка,  приготовленная  к
отъезду.
   На коврике возле  комода  стояли  две  белые  фарфоровые  тарелки.  В
глубокой была вода, в десертной - остатки еды. "Не  понял,  -  прошептал
Холмогоров, глядя на посуду, - котенок что ли? Живая душа?"
   Услышав его голос, из-под комода выскочил  маленький  рыжий  щенок  и
беззлобно затявкал.
   Холмогоров присел, потрепал щенка  по  голове,  заглядывая  в  черные
глаза. Щенок лизнул его руку, словно приглашая поиграть.
   - Некогда мне, дружок. Поехали лучше со мной.
   Мужчина взял маленького пса на руки:
   - Ты согласен прогуляться? Понял, согласен.
   "Может, и успею", - подумал Холмогоров, выскакивая на крыльцо.


   Прапорщик Павлов, осчастливленный двумя канистрами, укатил к жене.
   - Ты даже лицом просветлел, сержант, -  сказал  Уманец,  разливая  по
стаканам чай, - везет тебе с бабами, в  любое  время  дня  и  ночи  рады
угодить.
   - Я, мужики, не у Вальки был, - признался Куницын.
   - Новую завел? - удивился Маланин, отщелкивая рожок автомата.
   - Я, мужики, к Холмогорову ездил. Я ему все, как было, рассказал.
   В тесном бетонном кубе зависло тягостное молчание.
   - Точно, у тебя, сержант, крыша поехала.
   - Почему нам не сказал, что сдать всех решил?
   - Уже сказал.
   Маланин резко прищелкнул рожок к автомату:
   - Ну и дела пошли...
   Брезентовый полог  качнулся.  Женщина  в  черной  косынке  и  толстом
вязаном свитере с капюшоном,  в  джинсах  и  кроссовках  поморщилась  от
яркого света.
   - Чего надо? - зло крикнул Уманец.
   Женщина молча разжала ладонь, на ней лежала выдернутая чека.