- К Вальке собрался? Тогда и двух часов мало.
   - Ей мало, а с меня хватит, - раздраженно произнес Куницын.
   Павлов размышлял. Но Куницыну он отказать не мог, да и  сорок  литров
дармового бензина на дороге не валяются.
   - Бери, но на час, от силы полтора, если понадобится. Только не пей у
Вальки.
   Куницын сбросил бронежилет и отдал оружие:
   - Ты, Павлов, отдохни часок, вздремни, заморила тебя теща.
   - Чтоб она сдохла, -  с  ласковой  улыбкой  проговорил  прапорщик.  -
Счастливая, падла, у нее  в  восемьдесят  лет  все  зубы  целые,  только
почернели, и то потому, что не чистит. Подымай  палку,  время  пошло,  -
Павлов глянул на часы.
   Уманец поднял шлагбаум и, дурачась, козырнул.  "Жигули"  понеслись  к
городу.
   - К Вальке спешит. Приспичило мужику, терпеть не  может,  как  понос.
Что они, бабы, с нами, мужиками, вытворяют?
   - Насчет поноса это точно. Не нравится мне в последнее время Куницын,
кислый он какой-то, сдается мне, задумал что-то нечистое.  Ходит,  будто
живот у него прихватило. Не смеется последнее время, - проводил взглядом
машину Маланин.
   - И не пьет наш сержант, - выложил  Бронников  неубиенный  козырь,  -
матом даже не ругается. Только на похоронах три рюмки выпил  да  сказал:
"А пошли вы..." А потом как отрезало.
   Переживает.
   - Может, от  страха  крыша  едет?  -  лениво  позевывая,  предположил
прапорщик Павлов.
   - Ты бы его в Чечне видел, не знает он, что такое страх, - заступился
за друга Уманец, - червяк его точит изнутри, как яблоко.
   - Надавлю я на массу, мужики, часок и пролетит незаметно.  Приедет  -
толкните. - Павлов заглянул под лавку,  где  стояли  четыре  канистры  с
бензином, и с наслаждением втянул запах:
   - Воняет!


   Куницын мчался не к Вальке. При всем желании  она  помочь  ему  могла
немногим. "Жигули" прапорщика Павлова остановились у гостиницы.
   - Ты куда? - спросила администратор.
   - Мне надо к Холмогорову.
   - Поздно уже, посетителей пускаем до одиннадцати.
   - Мне надо, - два слова были сказаны так, что администратора  прижало
к стене.
   - Под вашу ответственность, - пролепетала женщина.
   Холмогоров сидел в кресле лицом к двери, словно ждал кого-то.
   - Я хочу поговорить с вами, - выпалил Куницын и стушевался.
   - Садитесь. Я ждал, но не вас.
   Сержант заговорил, глядя в пол, говорил четверть часа  без  перерыва.
Он вспотел, руки иногда дрожали, и тогда сержант сжимал кулаки. Это была
исповедь отчаявшегося человека, даже без  надежды  на  отпущение  тяжких
грехов...