На кладбище стало одной могилой больше.
   И в городе как-то незаметно  для  самих  жителей  прижилось  название
"Военное кладбище".  А  огороды  у  реки  местные  острословы  окрестили
"чеченскими".  Олег  же  Бобров  доставал  мэра  Цветкова   предложением
переименовать улицу Садовую в  Спецназовскую.  Жители  улицы  немедленно
возмутились,   посчитав   это   оскорбительным.   Один   из   них,    не
представившись, в прямом эфире пообещал назавтра  же  набить  журналисту
морду, а мэру, если он пойдет на поводу, - ни много ни мало - импичмент.
   Спецназовцы - друзья покойного Прошкина по  отряду  -  уже  не  могли
пить. Алкоголь их не брал. Они рвались  в  Чечню,  но  командир  бригады
сказал:
   - Рано об этом думать.
   Чувствовалось, что говорит он с чужого голоса.
   Решение было за московскими следователями.
   Подполковник   Камнев,   руководивший   следственной   бригадой,    в
неофициальной беседе сказал  командиру  бригады  и  мэру  Цветкову,  что
опасаться снайпера не стоит. Экспертиза подтвердила, что все бойцы убиты
из одной и той же винтовки.
   По его мнению, снайпер уже покинул Ельск.
   Но пока следствие не окончено, отменить прежнее  распоряжение  он  не
может. Вооруженные патрули круглые сутки ходили по городу, останавливали
всех подозрительных, проверяли  документы,  дважды  проводили  рейды  на
местном рынке. Из Ельска исчезли все "лица кавказской национальности", а
вместе с ними дыни, арбузы, персики и гранаты.
   Майор Грушин  переживал  гибель  своих  бойцов  в  мирной  обстановке
намного острее,  чем  на  войне.  Он  осунулся,  ходил  небритым,  могло
показаться, что его запас прочности исчерпан.  Часто  ранним  утром  его
видели на Военном кладбище.  Он  стоял,  опираясь  на  новую  ограду,  и
смотрел на одинаковые могильные холмики. С его губ слетали тихие  слова.
Он смотрел на фотографии, просил прощения  у  своих  подчиненных  за  то
решение, которое уже почти принял.
   Теперь он догадывался, почему один за другим в  мирное  время  гибнут
его бойцы, прошедшие огонь и воду и много раз смотревшие смерти в глаза.
Но кому были нужны его страшные догадки? Командованию - нет!  Оставшимся
в живых спецназовцам?..
   С  этими  невеселыми  мыслями  майор  возвращался  в  часть,  отдавал
приказы, распоряжения, проводил занятия. Но они не могли отвлечь его, не
могли заставить не думать о том, что в войне не бывает победителей,  она
- беспросветный кошмар,  цепная  реакция  смертей.  И  пуля,  выпущенная
тобой, убив кого-то, не остается ржаветь в теле врага, а возвращается, и
ни бронежилет, ни толстые стены, ни каска  не  спасут,  потому  что  ояа
пробивает навылет твою душу.
   А еще майора  Грушина  странно  беспокоил  Холмогоров.  Один  раз  он
столкнулся с ним у кладбища, а второй раз - у сгоревшего пивного ларька.
   Холмогоров с неестественно прямой спиной сидел на корточках  рядом  с
бывшим  спецназовцем  Гришей  Бондаревым.   Они   вдвоем   рисовали   на
растрескавшемся асфальте: один - обломком  красного  кирпича,  другой  -
обломком белого - женское лицо с огромными, как тарелки, глазами. Кривой
крест из красных обломков кирпича был шагах в пяти от них. "Интересно, -
подумал майор, - о чем и почему  сумасшедший  Гриша,  всегда  нелюдимый,