вошел в свое  привычное  отверстие.  Немного  удлинив  ремень  автомата,
Корнилов повесил его на гвоздь, привычно подлез под ремень,  прислонился
спиной к столбу, положил локти на автомат,  качнулся  вперед,  проверяя,
крепко ли держится гвоздь. Приготовления ко сну в подвешенном  состоянии
были закончены.
   - Ну, ступай с Богом! - сказал Корнилов, немного подгибая ноги.
   Он повис, голова упала на  грудь.  Солдат  заснул  мгновенно,  словно
внутри у парня имелся выключатель - один щелчок, и все обесточено.
   "Счастливый!" - подумал Петров и  побрел,  тяжело  переставляя  ноги.
Теперь главным было - не  рухнуть  в  высокую  траву,  он  понимал,  что
подняться сил у него уже не будет.
   Недаром капитана Пятакова солдаты считали сволочью  и  мерзавцем.  Он
мог пожертвовать собственным сном, выходным днем лишь  для  того,  чтобы
поймать и наказать нерадивого бойца.
   Сегодня  же  ловить  нарушителей  входило  в  его  обязанности  -   в
обязанности  начальника  караула.  Походив  по  территории  монастыря  и
записав пару фамилий пойманных им нарушителей в блокнот, Пятаков все еще
злился. Три его помощника чувствовали, что капитан угомонится не  скоро.
Они безропотно несли службу, исполняя все его прихоти.
   Пятаков  посмотрел  на  звездное  небо,  затем  на  светящиеся  цифры
командирских часов.
   - Значит, так, я отлучусь на пятнадцать минут, а вы пройдите еще  раз
по расположению.
   Сержант и два ефрейтора с облегчением  вздохнули.  Хоть  на  четверть
часа они избавятся от этого идиота. Куда направился  начальник  караула,
им было неизвестно. Он имел  феноменальную  способность  раствориться  в
пространстве, едва свернув за угол, и тут же материализоваться в  нужном
ему месте. Иногда солдатам казалось,  что  Пятаков,  которого  видели  в
штабе, через секунду уже оказывался в казарме, поднимая  роту  в  ружье,
заставляя надеть противогазы и устраивая кросс по территории монастыря -
двадцать или тридцать кругов. Кроссы капитан Пятаков  любил  невероятно.
Сам он был поджарый, длинный, бегал легко.
   - Куда он теперь улетучился? - спросил сержант у ефрейторов.
   - Главное, что нас в покое оставил. Хоть помочиться можно спокойно.
   Они втроем подошли к монастырской стене и принялись дружно  мочиться,
глядя на звезды.
   - Красота-то какая!
   Пятаков же в это время бежал, придерживая кобуру, по  высокой  траве,
мокрой от ночной росы. Бежал, пригибаясь, как легкий и  быстрый  гепард.
За ним оставался темный след. Когда  до  цистерн  с  горючим  оставалось
метров триста, офицер перешел на крадущийся  шаг,  пригнулся  еще  ниже.
Никакого движения на территории складов ГСМ  он  не  заметил.  Он  жадно
облизал языком пересохшие губы: "Я вам сейчас!.."
   Было жаль, что никто из караульных  сейчас  не  курит,  -  это  самое
страшное нарушение. Кара за него следовала жестокая.
   "Дрыхнут, сволочи, или прилегли на травку и базарят",  -  с  надеждой
подумал  капитан.  Он  бы   страшно   расстроился,   застав   караульных
бодрствующими,  честно  исполняющими  свои  обязанности.  Первым   делом
Пятаков направился к воротам, у  которых  красовался  грибок  с  зеленой
жестяной шляпкой. Солдата он приметил, тот стоял у грибка, но  никак  не