изменится.
   - А если снайпер больше никого не убьет,  тогда  меня  здесь  сгноят?
Следователь  сказал,  что  мне  светит  пожизненный  срок.  Но  со  мной
обойдутся  еще  хуже.  Знаете,  как  поступают  в  тюрьме  с  людьми   с
нетрадиционной сексуальной ориентацией...
   - Думаю, до тюрьмы дело не дойдет. Я в этом уверен.
   - Слава  Богу,  что  Он  прислал  вас,  -  Леонард  закатил  глаза  к
сводчатому потолку. - Здесь живут крысы,  -  вдруг  сообщил  он.  -  Они
подслушивают, они смеются, пищат, хихикают...
   - Ничего. Крысы для вас сейчас не так  опасны,  как  люди.  Для  вас,
Леонард, лучше, что вы здесь, в этой келье, а не у себя дома. Вас  точно
постарались бы уничтожить.
   - Да-да, наверное, это благо, наверное, это провидение, наверное, Бог
обо мне позаботился, тогда прислал майора, теперь вас.  Но  вы  все-таки
скажите им - я не виноват. Да, я грешен, святой отец,  очень  грешен.  Я
готов покаяться, - Леонард бросился целовать  руку  Холмогорова  мягкими
влажными губами.
   Холмогоров почувствовал омерзение, но руку не выдернул,  лишь  пальцы
его сделались холодны, как камень.
   - Скажите, святой отец, Господь меня простит?
   - Господь прощает всех, если они искренне раскаиваются.
   - Я раскаиваюсь искренне, мне очень стыдно, у меня все внутри  горит,
душа кровью обливается...
   - Вы раскаялись, потому  что  почувствовали  близость  смерти,  а  не
потому, что этого потребовала ваша душа.  Обстоятельства  заставили  вас
вспомнить о Боге.
   - Я уже никогда о Нем не забуду! Я буду молиться каждый день. И  если
меня отпустят, все свои деньги пожертвую на строительство  храма,  отдам
бедным, сиротам, себе один киоск оставлю, сам в нем торговать сяду!
   За дверью послышался сдавленный смешок.
   Солдат-часовой отводил душу,  слушая  бредни  коммерсанта-гомика.  Но
бреднями они казались только по ту сторону толстой железной двери.
   Внутри камеры слова звучали совершенно естественно.
   - Святой отец, скажите следователю, я готов с ним разговаривать через
час, если его устроит.
   А сейчас я  хочу  побыть  один,  наедине  с  Господом  нашим  Иисусом
Христом.
   Холмогоров понял, что  безысходность  кое  в  чем  помутила  рассудок
узника, но кое в чем и прояснила.
   - Хорошо, я передам вашу просьбу.
   Солдат открыл дверь, а Леонард опустился на колени в дальнем углу  и,
вперившись  взглядом  в  кирпичи  кладки,  принялся  что-то   бормотать,
невинно, младенчески улыбаясь безобразным ртом.
   - Что он вам сказал, Андрей Алексеевич? - спросил следователь.
   - То, что я и ожидал, - ответил Холмогоров. - Теперь  он  согласен  с
вами разговаривать.
   - Что, признается?
   - Ему не в чем признаваться. И еще, - сказал Холмогоров, - думаю, его
надо показать психиатру.
   - Да, показать психиатру! Закосит  под  сумасшедшего,  а  это  совсем